Поднебесный гром - [78]

Шрифт
Интервал

— Рыбу, брат, ловить тоже надо умеючи, — утешал его Андрей, — а ты сразу и… в штопор.

— Андрей Николаевич!..

— Ну ладно, прости. Принеси-ка лучше хворосту. На уху у нас с тобой хватит.

Костер никак не хотел разгораться: сучья были сырые. Валера долго дул на угли, и хворост наконец занялся слабеньким огоньком.

Андрей зачерпнул из речки воды и пристроил котелок над костром.

— Варить уху буду сам, — предупредил он.

— Вари, — согласился Волчок.

Уха получилась славная — душистая, наваристая, с дымком. Дружно хлебали из алюминиевых мисок, нахваливали, обжигались.

— Что, Валера, на природе-то вкуснее? — глядя на бледное лицо Волчка, спросил Андрей.

— Угу, — промычал тот с набитым ртом.

— Я тебя теперь каждый раз буду с собой на рыбалку брать. Не возражаешь?

— О чем разговор!

Волчок как-то странно посмотрел на Аргунова.

— Слушай, Андрей, а скажи по правде, ты счастлив?

— Счастлив? — переспросил Андрей. — С чего это тебе в голову взбрело?

— Просто так. Только откровенно…

Андрей смотрел в огонь и долго молчал.

— По-моему, счастье — это безошибочно выбрать в жизни свою дорогу. Мне кажется, я ее выбрал. Что ж мне еще надо? А что касается всяких житейских неурядиц… Всяко бывает. Не в них суть. Главное, чтоб духом не падать и не печься только о своих болячках…

— Это верно, — подумав, сказал Волчок. — А вот раньше я не так думал. Чтоб только мне хорошо было. И когда произошла авария, когда меня лишили, кажется, самого прекрасного, я возненавидел весь белый свет. Я задыхался от злости. И даже иногда… Да чего тут греха таить! Иногда просто жалел, что одним махом не свел счеты с жизнью.

Андрей обнял Валерия за плечи:

— Ну, ты скажешь… Жизнь, ведь она… Нет, все-таки хорошо жить!

31

Как на праздник шел Аргунов на работу. Да это и был праздник — ленинский субботник. Стояло теплое, чистое апрельское утро, подсвеченное встающим солнцем, и лишь на западе еще густела темнота, но с каждой минутой, с каждой секундой светлело и там, открывался необъятный простор неба с редкими, потухающими на свету звездами.

Дойдя до поворота улицы, Андрей оглянулся. Его провожали жена и сын. Правда, Виталька спал безмятежным сном в своей коляске, сладко посапывая носом, а Лариса все еще махала рукой: «Мы ждем тебя, ждем». Не было только Ольги: она чуть свет убежала в школу — тоже на субботник.

Рядом с Андреем шли, торопились люди, радостные, оживленные, и все направлялись туда, к заводу, от проходной которого разливалась окрест маршевая веселая музыка. Ее не мог заглушить даже турбинный гул, доносившийся с аэродрома. Гул этот был привычным для всех, и поэтому на него не обращали внимания, и лишь Андрей знал, что это готовят к полету новый самолет. Сначала гул был слабым, на высоких нотах — турбина только начала раскручиваться, — затем стал переходить на все более низкие и мощные тона, и вот уже басовитый грохот заглушил все и вся. Через несколько минут грохот немного спал, перелился в мирное гудение, и наконец все смолкло.

Андрей шел и вспоминал вчерашний разговор с директором завода Копытиным…

— Как самочувствие, Андрей Николаевич? — спросил Копытин, хитро и задорно глядя на вошедшего в кабинет испытателя.

— Спасибо. Пока не жалуюсь.

— Вот и отлично. А у меня к вам просьба…

Они сидели друг против друга через массивный, обитый зеленым сукном стол. На столе — красные, черные, белые телефоны, среди которых один был похож на маленький рояль — с клавишами и кнопками.

Георгий Афанасьевич отодвинул от себя телефоны, облокотился на стол и пытливо заглянул Аргунову в глаза:

— Нужно поднимать новую машину, Андрей Николаевич.

Аргунов удивился:

— А что, разве с фирмы вызывать испытателей не собираетесь?

— Зачем?

— Всегда так делали…

Копытин недовольно забарабанил пальцами по столу.

— А знаете такую пословицу: за морем телушка — полушка, да рубль перевоз?

— Стало быть, экономический эффект?..

— А что? — Копытин слегка улыбнулся, морщинки оживленно задвигались на лице. — И об экономии думать надо. Знаешь, как заказчик за горло взял? Мертвой хваткой. Из-за этого самого экономического фактора. Вот и вертись как белка в колесе. Чтобы и производительность труда повысить и рабочих не обидеть. Как говорится, чтоб и волки были сыты и овцы целы. Но не только поэтому… — Лицо его снова сделалось жестким и строгим: — Хватит нам бедными родственничками прикидываться! А то моду взяли: чуть что, в Москву за песнями… Что у нас, своих песняров не хватает?

Андрей молчал.

— Я так и заявил на фирме, — продолжал Копытин, — а они свое. Машина, дескать, принципиально новая. После аварии мы учли все недостатки. Утяжелили нос за счет электронного оборудования. Доработали управление. Летчики строевых частей за эту машину теперь спасибо скажут. Насчет «спасибо», говорю, еще неизвестно, пусть сначала наш испытатель с ней познакомится, а потом уж начнем в колокола бить. Так что, Андрей Николаевич, завтра за тобой слово.

— Завтра коммунистический субботник, — напомнил Аргунов.

— Вот и прекрасно! — К глазам директора снова сбежались веселые лучики. — Рабочие будут трудиться в цехах, а для вас, так сказать, небесный субботник. Что, не справишься?


Еще от автора Александр Степанович Демченко
Серебряные крылья

При испытании новой конструкции самолета в воздухе произошла авария. Летчик мог катапультироваться, но это не устраняло угрозы городу — горящая неуправляемая машина подобна снаряду огромной разрушительной силы. Испытатель принял решение довести самолет до безопасной зоны… О нелегком, опасном, но романтичном труде летчиков-испытателей рассказывается в повести А. Демченко «Стрелы разламывают небо». Становлению молодых офицеров, летчиков истребительного полка, их жизни и боевой учебе в послевоенный период посвящена другая повесть, вошедшая в книгу, — «Серебряные крылья».


Рекомендуем почитать
Последние заморозки

Проблемам нравственного совершенствования человека в борьбе с пережитками прошлого посвящён роман «Последние заморозки».


Козу продам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из жизни взятое

Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.


Прыгай, старик, прыгай!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений в десяти томах. Том 8

В настоящий том включены произведения А. Н. Толстого, созданные по фольклорным мотивам (стихотворения, сказки), произведения для детей: «Золотой ключик», русские народные сказки и др.


Поправка к прогнозу

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.