Подмена - [15]

— Я не хотела этого… его, — я ни за что не узнала бы в этом задыхающемся скрипе собственный голос.

Новое ласкающе-ранящее скольжение теперь уже Его рта по моей шее, и я хриплю, почти балансируя на грани оргазма. Боже, неужели мне так мало нужно?

— Не хотела…

Мне плевать, что Он, кажется, звучит совершенно равнодушно, потому что Его голос уже награда для моего дрожащего тела.

Его рука соскальзывает с талии вниз и бесцеремонно задирает юбку. Без поглаживаний и прелюдий Его пальцы с грубой кожей проскальзывают под белье и проходятся по моим складкам. И я ничего не могу сделать с тем, что кричу, и мои бедра дергаются в попытке получить больше этих наглых прикосновений. Зажмуриваю глаза до ярких разноцветных искр и отчаянно гонюсь за нарастающим внутри шквалом. Но срывающее все мои тормоза давление исчезает, и я готова зарыдать от этой невыносимой потери. Как же все было близко и до какой же степени недостаточно! Приподнять веки — целый подвиг сейчас для меня. Я вижу смуглую руку прямо перед моим лицом, ту самую, что только что пообещала, а потом жестоко лишила меня столь необходимого оргазма, и снова слышу, как Он вдыхает глубоко и протяжно, раз, еще и еще, в конце издавая странный рокочущий звук. И я непонятно почему вторю ему, ловя собственный запах, и откуда-то знаю, что пахну просто как сплошное концентрированное желание.

— Но сейчас-то ты точно хочешь, — Он не спрашивает, утверждает. И все, что я могу — это просто слабо кивнуть.

Идут секунды тишины и неподвижности, разбавленные только моим оглушающим дыханием и грохотом крови в ушах, и каждая из них как ступень вверх по лестнице моего беспощадного возбуждения, готовая вот-вот закончиться обрывом, на краю которого мне ни за что не удержаться. И когда мне кажется, что эта пауза просто невыносима, и я безумно хочу, чтобы это закончилось уже все равно как, лишь бы наступил предел. Рука, лежащая на моем горле, смещается на подбородок, разворачивая лицо к Нему.

— Тебе очень повезло, что наши желания сегодня совпадают, — бормочет Он прямо у моих губ и целует.

Нет, просто поцелуем этот варварский захват моего рта назвать недостаточно. Он вламывается, как беспардонный захватчик, требует всю меня без остатка не как любовник, стремящийся дать обоим наслаждение, а как сильнейший, отбирающий все для себя, просто потому что хочет этого. Но в моем состоянии это абсолютно неважно. Я уже за гранью, где существуют сами понятия о гордости или унижении, собственном оскорбленном достоинстве, взаимности или даже чувстве самосохранения. Я — один сплошной инстинкт, и каждая моя клетка вопит о том, как безумно жаждет его полного обладания. Я перестаю отдавать отчет отдельным движениям, остаются лишь картинки — ослепляющие, бесстыдные, сжигающие заживо. Звуки — пошлые, влажные, ритмичные, тесно сплетенные с ощущениями дерзкого вторжения.

Он разрывает поцелуй и просто толкает вперед, разворачивая, вынуждая опереться на тумбу передо мной и практически уткнуться лицом в зеркало. Прохлада на моих обнаженных бедрах, резкий ожог от исчезнувшего в мгновение белья, давление на поясницу, бесцеремонное натяжение волос и первое жесткое проникновение. И все! Я кончаю сразу, мгновенно, как никогда в жизни. Скорее всего, я кричу, истошно и надрывно, потому что мои легкие горят от пустоты. Руки не держат меня и подламываются, и от удара лицом о зеркальную поверхность спасает лишь захват моих растрепавшихся прядей. Ноги тоже мне не подчиняются, и жесткое ребро тумбы вжимается в живот, когда Он мощно и безостановочно вколачивается в меня — бессильно распростертую под ним. Но Его, похоже, это не устраивает.

— Этого мало! — грохочет Его голос у моего уха, едва мои спазмы начинают идти на убыль.

Рывок назад, я снова стою прямо, вжатая в Его грудь намертво, пока Его бедра продолжают резкие, размашистые движения. Рука, державшая мою талию, перемещается к лобку, а вторая, отпустив волосы, властно сжимает грудь. Сильные, грубые пальцы трут мой клитор, то нажимая почти до боли, то едва постукивая по нервным окончаниям. И я, захлебнувшись хрипом, вцепляюсь в Его кисть, умоляя прекратить. Ни за что на свете я не смогу кончить так быстро снова, да еще после испытанного только что. Но ему плевать на мою уверенность, Его рука — как из живого подвижного камня, и все мои попытки оторвать ее от себя или хотя бы замедлить, абсолютно тщетны. Но эта борьба за остатки себя что-то делает со мной. И я в считанные секунды опять оказываюсь балансирующей почти на самой грани невыносимого наслаждения и сдаюсь.

— Ну, вот и все! — звучит неприкрытым торжеством шепот, кажется, прямо у меня в голове, а вслед за ним следуют несколько сокрушительных толчков, мгновенно превращающих мое «почти» в безнадежное падение в бездну чистейшего экстаза и Его долгий протяжный стон.

Этот звук наполнен таким первобытным, практически животным удовлетворением, что, пропуская его через себя, я ощущаю новую волну всепроникающего удовольствия, совершенно иную, чем до этого, но от этого нисколько не меньшую. Какое-то время я глуха и нахожусь нигде, не осознавая своего положения в пространстве. А потом в это блаженное, окутывающее меня со всех сторон ничто пробивается противный навязчивый звук. И спустя мгновенье я вздрагиваю, потому что одномоментно лишаюсь всего — тепла, Его присутствия в моем теле, запаха, звуков, даже этого мерзкого, все разрушившего писка. Краткая вспышка тусклого света, порыв холодного воздуха на моей еще разгоряченной и влажной коже, щелчок замка… и я остаюсь одна. Ноги окончательно предают меня и, пошатнувшись, сползаю по стене, пытаясь хоть как-то уместить в голове то, что случилось сейчас. Нет, не само случилось. Я это спровоцировала и позволила случиться. И вот сижу теперь на полу собственной прихожей с голой задницей, трясущаяся, истощенная до предела, удовлетворенная, как никогда в жизни, откровенно использованная и отброшенная, как вещь. Безумный итог чокнутого дня.