Подлодки адмирала Макарова - [57]

— Принимай балласт в носовые! — прошипел Макаров, словно тот капитан мог его услышать. Ланге догадался сам. Сверкнув винтами в воздухе, «Катран» носом свалился в пучину. Вдогонку понеслись нестройные пушечные выстрелы.

— О дает! — восхищенно протянул старпом. — Степан Осипович, нам что, тоже так прыгать блохой?

— Не выйдет. У них машина мощнее, «Акула» выдаст себя и застрянет. Отступаем назад, с рассветом ложимся на грунт. Ждем.

— Так, ваше благородие, утром «Кальмар» мины выставит.

— Он — выставит, турки напорются, потом мы проскочим. Не будут же они Золотой Рог вечно запертым держать. Здесь иностранных бортов — полсотни.

Потрескивая обшивкой и шпангоутами, субмарина легла на ровный киль на глубине восьмидесяти футов прямо у главного фарватера. Взрывы стихли. Очевидно, турки умаялись лупить по воде, а в побитых кораблях все положенное рвануло.

Лодка замерла. Капитан собрал офицеров.

— Сидим тихо. О нас не должны знать. Османы могут водолазный колокол опустить. Им негоже слышать наши голоса. Кто шумнет — лично по всплытии за борт выброшу. Слушать винты. Как судоходство возобновится, сядем кораблю на хвост и выберемся.

— Сколько ждать-то, ваше благородие? — штурман произнес то, что у всех крутилось на языке.

— Не могу знать, — раздраженно прошипел Макаров. — Неделю или год. Еженощно всплывать на проветривание. Оксилит есть. Две кружки воды в день, половинный паек. Умываться ночью соленой водой. И молчать! Несогласного пристрелю самолично.

Как описать десятки часов, когда ровно ничего не происходит, сидишь без движения в тесном, душном, полутемном отсеке, и от тебя ничего не зависит? Хлеб с солониной, крекер, чай с куском сахара два раза в день — главные происшествия. Поход в гальюн выливается в целое событие. Ночные всплытия для проветривания, набрать воду на гигиену да продуть фекалии за борт — эпохальные вехи.

Оглохший слухач сошел с ума. Не контролируя голос, он начал выть и жаловаться. Его связали линьком, засунули тряпку в рот. Через полсуток матрос тихо помер. Макаров прошептал над ним молитву, приказал снять форму и примотать к ногам груз. Ближайшей ночью тело перевалилось через люк, исчезнув навеки в черной воде.

На четвертые сутки с востока донесся взрыв. Кто-то опробовал днищем минное заграждение «Кальмара».

— Отлично. Турок пробовал войти в Золотой Рог.

Конопатый акустик засек винты идущих парой малых судов.

— Всплываем? — никто не произнес вслух, но у каждого в глазах этот вопрос.

— Рано! — Макарову самому невтерпеж, но капитан обязан быть крепким за весь экипаж. Его воля сильней, чем двадцати семи офицеров, унтеров и матросов, вместе взятых. — Пусть протралят.

— Бабах! — сообщило море через полчаса. Может, турки мину уничтожили. Или мина турка. Из-под воды не видно.

Через восемь часов нечто крупное прошло из Босфора в Золотой Рог.

— Господа, проход открыт. Не известно — постоянно ли. Ждем попутного проводника, — распорядился Макаров, вглядываясь в осунувшиеся лица с потрескавшимися губами. Он искал малейшие признаки бунта. Не находил. Народ держался, верил и молился.

Попутки ждали часа три. Видать, здорово струхнули иностранные купцы. Как ни засиделись в османских объятиях, но лезть пузом на мины — невелика радость.

— Идут к Босфору, ваше благородие… Двое. Нет, еще винты.

— К всплытию по местам стоять. Двоих пропускаем, под третьим идем.

На шестидесятифутовой глубине «Акула» зацепилась на пяти узлах за винтами парохода. Штурман потел и седел, пытаясь высчитать местонахождение лодки с точностью до пяти саженей. Макаров, поминутно дергая штурмана, слухача и машинное, вел лодку так, что всплыви — и нос ударится в перо чужого руля. Да что слухач, метровые винты гремели сверху и впереди так, что зубы ныли.

— Мы в Босфоре, — просипел штурман.

— Пароход берет вправо, — добавил матрос.

— Лево на борт. Средний. — Макаров промокнул по привычке лоб. Пот не выступал от нехватки воды. — Дай бог, выбрались.

За день лодка преодолела только треть пути до северных ворот пролива. С наступлением сумерек подвсплыли, прогрели котел и пошли живее. В Черном море Макаров велел двигать полным, от судов не прятаться и уходить под воду только в случае прямой атаки. Однако уже в десяти милях от Босфора горизонт опустел — ни дымка, ни паруса. Ныне идти в Россию через турецкие воды и нейтралы не рискнут, остальные прижмутся к берегам.

Экипаж «Акулы» в Севастополе встретили как выходцев с того света. Благо что не обстреляли, хоть лодка шла на поверхности и с поднятым Андреевским флагом.

Адмирал примчался в порт при известии, что пропащие стали у бочки. На пирсе обнял заросшего щетиной Макарова, наплевав на строевые правила «подход-отход-фиксация».

Капитан-лейтенант вместо рапорта прохрипел пересохшим горлом:

— Остальные?

— Все вернулись, дорогой вы наш. «Терпуга» вот только…

— Затонула?

— Нет. Идемте, Степан Осипович. Верите ли, на завтра по вам панихиду заказали.

Капитан «Константина» Логинов торопливо пересказал новости, пока Макаров пил воду, брился и снова глотал самую дефицитную в морском походе жидкость.

Сутки «Тунец» украшал минами северо-западный берег, трижды подходя к плавбазе на пополнение гостинцами. Затем двинулись к Дунаю, нагнали медленно плетущийся однобашенный монитор «Фетх-уль-Ислам», который, надо полагать, тащился к устью из какого-то черноморского порта. «Тунец» без труда подкрался к нему справа-сзади и воткнул торпеду. Каким-то невероятным чудом турок удержался на плаву. Вероятно, из-за какого-то изъяна удар пришелся слишком высоко. Логинов убедился, что при таком крене не может стрелять ни единый корабль в мире, подошел ближе и распахал его небронированную палубу из шестидюймовки. Триста тридцать пять тонн водоизмещения не бог весть что по сравнению с «Мессудие». Но, глядишь, нашим солдатам чуть легче придется на Дунае. Потом на глаза попался вооруженный пароход, осмелившийся выстрелить издали. Больше он не стрелял и не попадался. Лейтенант спустил в воду катера, опробуя этот вид оружия. При отсутствии большого количества малокалиберной артиллерии попасть в катер сложно. Единственно, наполнение машины паром из котлов «Константина» и спуск на воду заняли около четверти часа. Турок мог обратиться в бегство, но не стал.