Подлодка - [23]

Если кому-то надо пройти через кают-компанию, второй вахтенный и я должны либо привстать, либо, согнувшись, вдавиться животами в край стола, чтобы человек мог протиснуться мимо нас. Мы быстро убедились, что лучше вставать.

Командир облачился в не внушающий почтения к его званию свитер неопределенного цвета. Он сменил форменную серо-голубую рубашку на рубашку в красную клетку, воротник которой выпущен из-под свитера. Пока стюард накрывает на стол, он сидит, забившись в угол, скрестив руки на груди и время от времени разглядывая потолок, как будто его очаровал узор дерева.

Обучающийся инженер — полный лейтенант [14], новичок на борту нашей лодки. Он заменит шефа после этого похода. Северный тип германца, блондин с широким, будто рубленым топором лицом. Пока мы едим, я могу разглядеть лишь его профиль. Он не поворачивает головы ни налево, ни направо и не издал ни единого звука.

Напротив меня сидит шеф. Рядом с командиром он кажется еще более худым и изможденным, нежели в действительности: острый нос с горбинкой, черные волосы, гладко зачесанные назад. Начинающаяся со лба лысина придает ему вид мыслителя, философа. У него карие глаза, выдающиеся скулы и виски. Полные губы, но твердый подбородок. Команда прозвала его за глаза «Распутин» в основном потому, что он еще долго по возвращении из похода продолжает терпеливо и с тщанием ухаживать за заостренной черной бородкой, пока в итоге не решится все-таки сбрить ее и смыть оставшиеся волоски мыльной пеной.

Он находится на борту лодки, начиная с ее первого патруля, и является здесь вторым по значимости человеком, непререкаемый авторитет по всем техническим вопросам. У него совершенно особая сфера полномочий по сравнению с прочими офицерами; его поле боя — пост управления.

— Первоклассный шеф, — говорит про него Старик. — Он всегда знает, что делать, а это главное. Он чувствует лодку. Новый человек никогда не будет способен на это. У его пальцев просто не будет того чутья. Одних знаний тут недостаточно. Надо ощущать, как лодка реагирует на команды, что происходит внутри нее, и действовать, предугадывая ее поведение. А для этого необходимы опыт и чутье. Не каждый на это способен. Этому нельзя научиться…

Наблюдая за ним, сидящим рядом со Стариком, с тонкими, ловкими пальцами, мечтательными глазами, длинными черными волосами, я могу представить его кем угодно: крупье или карманником, скрипачом или киноактером. Телосложением он похож на танцора. Вместо сапог он носит легкие спортивные тапочки, вместо неуклюжей экипировки подводника на нем одето что-то вроде комбинезона, больше похожего на спортивный костюм. Ему проще, чем кому бы то ни было из нас, пробираться через круглые люки. «Он скользит через лодку, как по маслу», — услышал я сегодня от помощника по посту управления.

Со слов Старика я знаю, что несмотря на нервическую внешность, шеф — сама невозмутимость. Он редко появлялся в офицерских собраниях, пока мы стояли в гавани. С утра до ночи он оставался на борту, уделяя внимание самым незначительным мелочам.

— На лодке нет ни одного винтика, завернутого без присмотра шефа. Он не доверяет рабочим с верфи.

Из-за маленького роста команда окрестила второго вахтенного офицера «Садовый гном» [15], или «Крошка-офицер». Я уже успел немного узнать его наравне со Стариком и шефом. К своей работе он относится так же добросовестно, как и шеф. Кажется, он всегда настороже. Можно подумать, он замышляет что-то недоброе. Но если заговорить с ним, то очень скоро его лицо сморщится от смеха. «Он твердо стоит на задних ногах на палубе» — отзывается о нем Старик. Капитан спит спокойно, когда вахту несет второй вахтенный.

Первый вахтенный офицер в боевом патруле был всего один раз. Я почти не встречал его в офицерском собрании, когда мы бывали в порту. По отношению к нему и ко второму инженеру командир держится натянуто — либо с заметной сдержанностью, либо преувеличенно дружелюбно.

Полная противоположность второго — первый вахтенный офицер, долговязый, блеклый, бесцветный тип с неподвижным лицом, придающим ему сходство с овцой. Он не обладает настоящей выдержкой или уверенностью в себе, именно поэтому стремится всегда выглядеть быстрым и решительным. Вскоре я заметил, что он выполняет приказы, но не проявляет ни инициативы, ни здравого смысла. У него на удивление неразвитая верхняя часть ушей, а мочки слишком прижаты к голове. Ноздри плоские. Вообще все лицо кажется незавершенным. К тому же у него есть неприятная манера поглядывать с неодобрением искоса, не поворачивая головы. Когда Старик выдает шутку в своем духе, он кисло улыбается.

— Видно, дела и правда плохи, если нам приходится выходить в море с одними школьниками и переростками из гитлерюгенда, — произнес себе под нос Старик, наверняка подразумевая первого вахтенного.

— Давайте чашки! — приказывает командир и разливает нам всем чай. Теперь чайнику не хватает места на столе. Мне пришлось поставить его себе под ноги, и я вынужден нагибаться над своей тарелкой всякий раз, когда достаю его. Чертовски горячо! Я с трудом выдерживаю этот жар.

Командир с видимым удовольствием пьет чай маленькими глотками. Он все дальше и дальше отодвигается в угол, чтобы, согнув одну ногу, упереться коленом в край стола. Затем, слегка покачивая головой, он обводит нас взглядом отца, с удовлетворением взирающего на свое потомство.