Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - [345]
«28-го июля. Чудесный день; погуляли с удовольствием. После завтрака узнали от гр. Бенкендорфа, что нас отправляют не в Крым, а в один из дальних губернских городов в трёх или четырёх днях пути на восток! Но куда именно, не говорят, даже комендант не знает. А мыто все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии! Срубили и свалили огромную ель на просеке у дорожки. Прошёл короткий тёплый дождь…»
9
Нынешних исследователей не устраивают лживые и увертливые разъяснения А.Ф. Керенского по поводу выбора Тобольска, и многие из них склоняются к мысли, что первый русский город в Сибири был выбран Временным правительством в силу своей, так сказать, каторжной отмеченности. Три с лишним века шли в Сибирь через Тобольск ссыльные и каторжники.
И хотя всю глубину астрально-медвежьего замысла о судьбе Царской Семьи это объяснение, разумеется, не исчерпывает, однако несомненно, что оно ближе к истине, чем невнятное бормотание Александра Федоровича.
Говорят, что страна потеряла в лице Александр Федоровича Керенского великого актера.
Мы бы добавили, что и великого режиссера тоже.
Когда то ли в «Малой Медведице,» то ли в более вышестоящем органе решение о высылке Царской Семьи в Тобольск было утверждено, Александр Федорович, позабыв про все государственные дела, сразу же взялся за эту постановку.
«31-го июля. Последний день нашего пребывания в Царском Селе, – записал тогда в дневнике Николай II. – Погода стояла чудная. Днём работали на том же месте; срубили три дерева и распилили вчерашние. После обеда ждали назначения часа отъезда, который всё время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10½ милый Миша вошёл в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно»…
Ну, конечно, неудобно!
Но это так и было задумано Александром Федоровичем!!!
«Я присутствовал при последнем свидании Государя с Михаилом Александровичем в ночь отъезда из Царского, – вспоминал он. – Встреча братьев состоялась около полуночи в кабинете царя. Оба казались очень взволнованными. Тягостные воспоминания о недавнем прошлом, видимо, удручали обоих. Довольно долго они молчали, а затем возник какой-то случайный, малозначащий разговор, столь обычный для такого рода кратких встреч. “Как Алиса?” – спросил Великий князь. Они стояли друг перед другом, не в силах сосредоточиться на чем-либо, время от времени хватаясь за руку другого или за пуговицу мундира». Мизансцена замечательна и по выбору, и по расстановке фигур…
В одном помещении, на одной сценической площадке, сошлись и бывший император Николай II и его брат, который мог бы стать императором Михаилом II, и, конечно, сам Александр Федорович, ставший в результате главой России, человеком, которого почитатели называют Александром IV.
Так сказать, вот она, сама история…
И какое точное исполнение.
Братья императоры «не в силах сосредоточиться на чем-либо», время от времени бестолково хватают друг друга за руки или за пуговицы мундира, а он, Керенский, благородно отошел в сторону к окну и задумчиво смотрит на темный сад, размышляя о судьбе России…
Воистину мизансцена – это язык режиссера, действительно, это средство наиболее полного раскрытия образного содержания и способ достижения художественного впечатления…
– Могу ли я видеть детей? – несколько нарушая режиссерский замысел, обратился к Керенскому великий князь.
– К сожалению, я вынужден вам отказать, – хладнокровно ответил Керенский. – Не в моей власти продлить долее вашу встречу[207].
Учитывая, что несколько дней назад А.Ф. Керенский сменил князя Георгия Евгеньевича Львова на посту министра-председателя, сохранив при этом пост военного и морского министра, ответ его предполагал какие-то ответные реплики со стороны братьев Романовых, но они не стали ни упрашивать Александра Федоровича, ни негодовать.
«Они начали прощаться, – завершая описание этой мизансцены, напишет Керенский в мемуарах. – Кто мог подумать, что это была их последняя встреча».
Незадолго до этого у Александра Федоровича состоялся разговор с самим Николаем II.
Император Николай II. 1890-е гг.
«После определения даты отъезда я объяснил Николаю II создавшееся положение и сказал, чтобы он готовился к длительному путешествию. Я ему не сообщил, куда ему предстоит ехать, и лишь посоветовал, чтобы он и его семья взяли с собой как можно больше теплой одежды. Николай II выслушал меня очень внимательно, и когда я сказал, что все эти меры принимаются ради блага его семьи, и просто постарался приободрить его, он посмотрел мне в глаза и произнес: “Я ни в малейшей степени не обеспокоен. Мы верим вам. Если вы говорите, что это необходимо, значит, так оно и есть”. И повторил: “Мы верим вам”»[208].
Сам Керенский привел этот разговор как свидетельство доверительности своих отношений с императором. В его пересказе Николай II, которого он отправляет вместе с семьей на смерть, как бы и заискивает перед ним. Но это его, Керенского, пересказ.
Тут вообще не о доверительности со стороны государя идет речь и тем более не о заискивании, а о гораздо большем.
