Подкидыш - [42]

— Столько за день? — перехватило дыхание.

— По-разному будет. Может, меньше или больше, как повезет.

— Куда ты устроился?

Николай не хотел сознаваться. Знал, как может воспринять жена его новую работу, и сделал вид, что не услышал вопроса.

— Уж не в карты ли играл?

— Не умею и не хочу! — пытался отшутиться, перевести разговор на другую тему, но не тут-то было.

— Где деньги взял? — тянула с подозрением.

— Я заработал их! Видишь? — показал сбитые в кровь ладони.

— Господи! Да где ж ты так? — ахнула, с сочувствием глянув на руки.

— Землю копал. Землекопом стал!

— Шутишь! На стройке столько не платят.

— Да не на стройке! Не взяли меня туда. Я на кладбище устроился! Могильщиком! Теперь поняла? Сама вынудила. Не хотел огорчать!

— Ты — могильщик? Не может быть! У тебя высшее образование! Неужели не нашел ничего приличнее? — сверкнули слезы в глазах жены.

— Ты со своим образованием за эти деньги целый месяц вкалываешь. А я — за день! Ты сыну на велосипед сколько месяцев собираешь? Чего оно стоит, ваше образование? Сплошная нищета и головная боль! Здесь ни о чем не надо думать, ни за что не отвечать. Вся морока — бери больше, кидай дальше…

— Но не надо до такого опускаться! Я даже не предполагала, что ты на это пойдешь. Ну, как я буду смотреть в глаза людям, когда спросят, кем ты работаешь? — возмущалась Арпик.

— А я разве виноват, что нет работы по специальности? Весь город обошел, сама знаешь, результат нулевой! Да и что тебя коробит? Со мною в бригаде работают люди сплошь с высшим образованием. И никто не стыдится своей работы. Деньги не пахнут. Главное, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Ты тем, кто спросит обо мне и скривится, назови мой заработок! Потом посмотри, как завидовать будут! Тебе теперь не надо на полторы ставки вкалывать! А мне, мужчине, не стыдно детям в глаза смотреть! Мне плевать, кем работаю! Хочу семью на ноги поставить поскорее!

— Не кричи! Меня не убедишь горлом! Одно скажу! Вдумайся! На нас с тобой весь город будет пальцем показывать и смеяться!

— Почему боишься за меня? Никто не высмеет. Почему я этого стыдиться должен?

— Я думала, буду гордиться тобой. А ты навсегда моим позором стал! — сдавила виски, ушла в спальню, разрыдавшись в голос.

Николай ждал, когда жена успокоится и можно будет продолжить разговор. Но тут вышла Наташка.

— Зачем мамка плачет? — спросила тихо.

— Обиделась. Ничего. Это скоро пройдет. Поплачет и перестанет…

— Лучше бы ты не приходил, если мамка стала плакать, — сказала, отвернувшись.

— Вот как?! — подскочил, словно получил больную пощечину, и вошел в спальню.

— Давай поговорим. Повернись! — потребовал резко. — Ты сама писала, что любишь меня и ждешь! Тогда я был зэком! Неужели это лучше вольного могильщика? Иль ты не отдавала себе отчета написанному?

— Зэк — это временно. Могильщик — надолго. О тебе — о зэке, на воле почти не знали. Я говорила, что ты — геолог! Попробуй теперь скажи — кто мой муж! Стыда не оберешься. Не могу! Не хочу этого позора и твоих денег! Уж лучше б ты не возвращался к нам!

— Вставай! Помоги мне собраться! Я ухожу от вас! Не хочу! Устал быть твоим позором, а и гордостью стать не хочу! — достал чемодан, с каким вернулся из зоны, торопливо запихивал в него рубашки, майки, носки.

Арпик даже не повернулась.

— За что ты опозорил нас? Зачем пришел? Почему так несчастны мои дети?

— Дура! Закомплексованная пустышка. Скоро и тебе придется искать другую работу. Может, она будет хуже моей — нынешней. Тогда посмотрю, что запоешь! — бросил через плечо.

— Иди! Трупная муха! Зачем ты встретился на моем пути?

— А разве я искал тебя? Я поверил, что ты меня любила, а не приложенье! Лгунья! Ты никогда не говорила правду! Всегда врала! Во всем! Я простил тебя! Но ты потаскуха не только телом! Счастье мое, что прозренье не затянулось слишком надолго! — шагнул к двери и, ступив за порог, уже в который раз остался наедине с самим собой.

На кладбище он пришел почти к полуночи. Голодный, злой, с чемоданом тряпья, он сел у могилы, выкопанной недавно. Курил. Ругал Арпик и себя — за доверчивость.

Сколько он так сидел? Запершило в горле. Опустела пачка, закончилось курево. Николай огляделся. Приметил скамейку возле могилы. И, перешагнув ограду, расположился на ней во весь рост. Конечно, это не то, что в постели, на бок не повернешься, зато никто не клянет, не стыдит, ни о чем не жалеет.

Человек долго вздыхал. Проснулся, когда солнце брызнуло в глаза яркими лучами. Увидел мужиков бригады, сидевших совсем рядом.

— Доброе утро! — угнул голову.

— Кому как! Ты, это, какую кралю себе приглядел? К кому на свиданку прибегал?

— Не-ет! Раз с пожитками, тут серьезней!

— Короче, Николай, что стряслось? — спросил бригадир.

— Ушел из дома! Жене моя работа не пришлась по вкусу. Стыдно ей за меня — могильщика! Дескать, зачем институт заканчивал?

— Вон оно что! А кто сама?

— Врач…

— Ну и черт с ней!

— А знаешь что, давай ко мне жить! Конечно, не ахти что, не хоромы, но койка тебе найдется. Мешать никто не станет. Живи, пока что-то подходящее подберешь. Я вдвоем с матерью живу. В домике частном. Жизнь тихая. Никто нас не тревожит. И ты, я думаю, помехой не станешь, — предложил бригадир, спросив: — Ты голодный? Иди в будку. Поешь, что мы с собой принесли. Все на столе. У нас все общее. Давай, поторопись.