Подкаблучник - [4]

Маруська шустро перетаскала наверх свой новогодний припас и в четыре руки - весело, без раздражающего покашливания за стеной - они наготовили всяких вкусностей и украсили маленькую настольную елочку. Покончив с кухонными делами, сбросили замызганные халаты, сделали друг другу причесочки, приоделись и без четверти двенадцать хрустально чокнулись, провожая старый год "Рябиновой на коньяке", а с боем курантов опять чокнулись полусладким за то, чтоб "новый был лучше старого". Время за бабьей болтовней, едой, питьем и телевизором текло быстро, прямо-таки утекало, и без десяти три Лида привычно поджала губы и кое-как сдвинула тарелки на столе, освобождая место для чистого прибора.

- Сейчас явится, - сообщила неприязненно

- Так я пошла? - подхватилась Маруська

- Сиди, - скривилась Лида. - Он же как? Рюмки не потянет! Похватает всего наспех и в койку. А у нас, подруга, праздник долгий!..

Но Анатолий в три не пришел.

- Сменщик, видать, загулял, - не обеспокоилась супруга, - у всех жа праздник, как праздник! Только на моем дураке воду возят, кому не лень!

Передачи по телеку не кончались, но Лида уже устала обсуждать платья и прически телевизионных див и заскучала.

- Пошли по улице прошвырнемся? - предложила Маруська, гася сигарету в вазочке с оливье. - Сходим к торговому центру, там елку поставили здоровенную

Лида заколебалась: с одной стороны, вроде, не по человечески - не встретить мужа с работы в праздник, а с другой...

- А! - махнула рукой. - Сам виноват! Пусть поволнуется, а заодно и посуду приберет! - И хитренько подмигнула Маруське здоровым глазом.

На улице было свежо и морозно. Чистый снежок празднично поскрипывал под подошвами. Ярко горели фонари, смеялись люди, хлопали пробки шампанского, взлетали в небо разноцветные петарды, будто и не ночь вовсе.

- Гуляет народ, - завистливо вздохнула Лида. - Дружно, семейно, а мы... как две дурочки с переулочка!.. И все из-за этого Спермина! - мстительно исковеркала она мужнину фамилию.

- Да ну его в болото! - отмахнулась Маруська и взяла Лиду под руку. - И че ты к нему все вяжешься?.. Деньги домой несет? Несет! Бочок ночью греет? Греет! А больше с мужика взять нечего!

- "Бочок греет"! - передразнила Лидка подружку. - Скажешь еще! Да от него тепла, как от швабры!

Маруська захохотала и потянула Лиду к ярко освещенным, разрисованным витринам торгового центра, Туда, где было особенно весело и оживленно.

Они поахали у витрин, обошли вокруг громадной елки, поглазели на резвящуюся молодежь, лихо сдвинули набекрень ведро на голове снеговика и двинулись к дому, старательно обходя темные ледяные дорожки, по которым с визгом и гамом раскатывались подростки.

На воздухе хмель быстро улетучивался. Маруська все чаще потирала замерзшие щеки, да и Лида чувствовала, как заледенели ноги в тоненьких праздничных колготках.

- Что-то стало холодать, - со значением хихикнула Маруська. - Но ничего, подруга! У меня еще есть, чем погреться!

И Лида, которой уже до смерти хотелось чаю и под одеяло, неожиданно для себя согласилась.

Если бы кто спросил сейчас Лидку Малафееву, чего это она самостоятельно прется в гости в такой час, она бы честно ответить не сумела. Огрызнулась бы - мол, не ваше собачье дело - и вся любовь! Но ведь зачем-то прошла она мимо своей двери? Даже контрольно не звякнула!

Ведь не в "Рябиновой на коньяке" дело - у самой есть. И не в разговорах с задушевницей - за ночь всем кости перемололи, аж язык вспух. И не в том, что не хочется слышать, как сопит муж Толик - спящий, он, как раз, Лиде нравился. Потому что смешно подтягивал к носу острые коленки и складывал под щекой ладони, как ребенок.

Но Лиде Малафеевой, толстой одноглазой кассирше из продуктового, мечталось совсем о постороннем. Она хотела, чтоб вернувшийся с ночной смены муж крикнул, как кричат в фильмах все американские мужчины: "Дорогая! Я дома!" И не получив ответа, замотался бы по квартире, захлопал дверями, занервничал. И пусть бы не вдруг сообразил, что она у Маруськи, а помучился, погоревал, постоял в ожидании под входной дверью. И пусть бы рванулся на улицу к телефону - автомату обзванивать больницы и милиции. (Единственное, в чем городское начальство сумело-таки ущемить нахальную захватчицу жилплощади, так это лишить ее домашнего телефона - мол, тетке поставили как ветерану, а ей, Лиде, не положено).

- Ну, что, вздрогнули? - вывела ее из задумчивости Маруська. - Чтоб у нас все было, и чтоб нам за это ничего не было!

Лида нехотя улыбнулась и выпила.

К восьми утра, когда "Рябиновой" осталось на донышке, она уже привычно горлопанила:

- Вот где он шляется, паразит?! Под какими юбками шарит?!

- Да спит он давно! - урезонивала ее Антонючка. - Десятый сон досматривает!

- А жену с Новым годом поздравить не надо?! - ярилась Лида. - Вить знает же, гад, где искать!

- А че тебя искать? - усмешливо - невинно таращилась Маруська. Подумаешь, пропажа! Может, он еще не соскучился!

Даже сквозь затуманенные "Рябиновой" мозги, Лида почувствовала в словах соседки некоторую пакостность, но слезть с объезженного конька уже не могла. Таким обидным показалось ей невнимание супруга, в такие горькие дребезги разбилась тайная мечта об обезумевшем от страха и беспокойства Толике, что комок застрял в горле и противно - предслезно - защипало в носу.