Подходящий покойник - [17]

Но вошел Майнерс, и теперь уже ни о чем нельзя было поговорить.

Этот высокий, пышущий здоровьем красавец напоминал какого-то немецкого актера тридцатых годов, персонажа из комедий студии УФА. Вроде Ханса Альберса, например.

Сходство особенно бросалось в глаза из-за его манеры одеваться, которая разительно отличалась от манеры других заключенных, будь то старосты блоков или Prominenten. Надо было специально приглядываться, чтобы различить на его ладно скроенном спортивном пиджаке или на правой штанине брюк из серой фланели прямоугольник порядкового номера, отличающийся от предписанного. Так же обстояли дела и с треугольником национальной идентификации, особенно заметным на сером твиде, так как он был не кричаще-красный, а черный.

Люди типа Майнерса на административном нацистском жаргоне назывались «асоциальными типами».

Осужденный за несколько краж, мошенничеств и злоупотребление доверием, он играл важную роль в жизни лагеря в те времена, когда комендантом был офицер СС Карл Кох. Будучи ответственным за стол СС, Майнерс много путешествовал по всей Германии, закупая продукты, проворачивая всевозможные махинации и обогащаясь благодаря системе липовых счетов, двойной бухгалтерии и взяток. Своими нелегальными доходами он делился с Кохом и другими офицерами СС.

Жена Коха, Ильзе — если помните, я писал об этом в «Долгом пути», — любила заключенных-красавчиков. Она раздевала их в своей постели, чтобы натешиться с ними и посмотреть на их татуировки. А потом эти татуировки возвращались к ней после казни — из кожи заключенных она заказывала абажуры. Сам Кох стал жертвой внутренних дрязг, которые разъедали Тотенкопф — подразделение СС, специально созданное для наблюдения за концентрационными лагерями. В Польше, где он руководил лагерем, его отстранили от должности, доставили в Веймар-Бухенвальд, судили при закрытых дверях за коррупцию и расстреляли за несколько дней до освобождения лагеря американцами.

Хотя «черный треугольник» Майнерс и остался без поддержки своего сообщника Коха, его тем не менее наказали не слишком сурово — бандит всегда сгодится еще на что-нибудь. Естественно, он лишился своего места в администрации столовой СС, но был переведен в Arbeitsstatistik в качестве противовеса Зайферту, чтобы шпионить за ним и осуществлять общий присмотр.

Но это было ему не по зубам. Против Зайферта, военного вельможи в Бухенвальде, у Майнерса была кишка тонка. И через несколько месяцев, несмотря на поддержку Шварца, ответственного СС за Arbeitseinsatz (рабочую службу), Зайферт сделал из Майнерса простого статиста. Чтобы подорвать влияние красного ядра Arbeitsstatistik, нужны были люди порешительнее, посмелее, да и, кроме всего прочего, порасторопнее, чем Майнерс.

Когда испанская коммунистическая организация направила меня на работу в Arbeitsstatistik, Майнерс уже не пользовался никаким влиянием, он лишь выполнял всякие мелкие поручения. Наверняка в глубине души он был очень доволен, что ему разрешили заниматься темными делишками и при этом оставили ему статус человека привилегированного и ни за что не отвечающего.

Мы с Майнерсом друг друга ненавидели. Люто, но молча — никаких громких скандалов во время случайных разговоров, никаких стычек на людях. Но если бы одному из нас представилась возможность ликвидировать другого, думаю, ни он, ни я не колебались бы ни секунды.

Отчего я презирал его, или, скорее, ненавидел, а это была именно ненависть — безудержная, яростная, ежедневно подпитываемая, — догадаться нетрудно: Майнерс с его внешностью недалекого простачка воплощал для меня все, что я на дух не выносил. Все, что я хотел уничтожить, те гнусные черты, которые мы называем «буржуазными» и против которых я боролся. В каком-то смысле мне повезло (во всяком случае, это было удобно): прямо под рукой, перед глазами я имел доведенный до совершенства образ врага. Конечно, я не забывал, что в нынешних обстоятельствах наш главный враг — СС. Но с другой стороны, думал я, это не более чем преторианская защита эксплуататорского общества, находящегося в кризисе. Сражаться с СС, не пытаясь переделать общество целиком, казалось мне несколько поверхностным. В сущности, мне был близок лозунг некоторых подпольных движений в оккупированной Франции: «От Сопротивления к Революции».

И вот Майнерс вошел в заднюю комнату Arbeitsstatistik. Мы с Вальтером тут же примолкли.

Ему было все равно. Он уже привык к тому, что вокруг него в Arbeit образовался заговор молчания, и знал, что ему нечего рассчитывать на доброжелательный интерес к себе со стороны нашей небольшой агрессивной и космополитичной группы.

Майнерс насвистывал амурный шансон Зары Леандер, один из тех, что Rapportführer СС регулярно запускал по воскресеньям через лагерные громкоговорители. Естественно, хрипловатый голос Зары Леандер нравился мне гораздо больше, чем режущий слух свист Майнерса.

Майнерс полез в свою персональную ячейку, явно с целью подкрепиться. Он расположился на другом конце нашего с Вальтером стола со своим хозяйством — маленькая вышитая скатерка, фаянсовая тарелочка, серебряные вилка и нож. Там же он разложил куски белого хлеба, ветчину, банку паштета… Налил себе большую кружку пива.