Подготовка к экзамену - [18]

— Вы скажете что-нибудь, а потом обязательно поясните, — ответила я, поборов смущение.

— Для доходчивости, — с облегчением засмеялся Александр Викторович.

— И частично — для затемнения, — тоже засмеялась Клавдия Сидоровна.

— Ну поехали! — нетерпеливо сказал Виктор и встал; я видела, что ему не терпится поскорее оказаться за рулем.

— Тихая-то ты тихая, Катюша, а выстрела все-таки жди! — Александр Викторович поднялся из-за стола.

Он оказался почти на голову ниже Клавдии Сидоровны, костюм на нем тоже был дорогим и нарядным. А еще я заметила, что руки у него маленькие и полные, густо покрытые жесткими волосами, на левой — золотые часы на золотом широком браслете. И брюшко, выпирало, и косолапил он и, шея у него толстая, даже в складках… А вдруг и вправду Виктор будет таким?

У парадной стояла двухцветная «Волга», Виктор открыл дверцу, сел за руль… А я вспомнила, что Клавдия Сидоровна ушла из дому, ничего не убрав со стола. И в комнате у них было как-то неряшливо: пол давно не мыт, скатерть на столе грязная… Виктор открыл мне вторую дверцу, я уселась рядом с ним на переднее сиденье, а старшие Плаховы — сзади.

Ну, Витек, — скомандовала Клавдия Сидоровна, — с ветерком!

— Будь спок, — ответил Виктор, включая мотор.

Я никогда еще в жизни не ездила так. Виктор вел машину уверенно и ловко, за рулем сидел он удивительно складно, но гнал ее так, что у меня ежеминутно от страха замирало сердце. А Клавдия Сидоровна еще покрикивала сзади:

— Жарь, Витек!

Я не вытерпела, оглянулась: Александр Викторов спокойно спал, сложив руки на толстом животе, будто сидел дома в кресле. Очень крепкие нервы у всех Плаховых.

Только в одном месте Виктор стал ехать тихо, и я увидела, что перед машиной, обезумев от страха, мечется курица.

— Спорю, что не задавишь! — сказала сзади Клавдия Сидоровна.

— На что? — спросил Виктор.

— На мои часы, — на руке Клавдии Сидоровны были золотые мужские часы.

— Лады!

Виктор, прищурившись, рывком послал машину вперед…

Мы трое оглянулись: курица лежала на шоссе. У меня стало горько во рту.

— Держи! — и Клавдия Сидоровна протянула Виктору часы.

Виктор взял ее часы, сунул в карман брюк, включил приемник, начал насвистывать в такт музыке. И Клавдия Сидоровна стала подпевать своим глубоким голосом, точно не было уже задавленной курицы, точно не пришлось ей только что расстаться с дорогими часами. «Плаховы — необычные люди», — с горькой иронией подумала я.

Дача, к которой Виктор в Солнечном подогнал машину, имела совершенно нежилой вид, окна были крест-накрест забиты досками. И людей около нее не было. Я уж решила, что мы приехали зря, но Клавдия Сидоровна протянула Виктору ключ.

— Держи.

Виктор взял его, вышел из машины, стал открывать ворота в ограде.

Я молчала, ни о чем не могла спрашивать Плаховых, потому что не хотела снова услышать рассуждения Александра Викторовича о тихонькой Катюше, которая вот-вот выстрелит. А после поняла, что и сами Плаховы почти никогда не задают вопросов. Так родители Виктора, к примеру, за целое воскресенье ничего не спросили у меня о нашей семье, о моих родителях…

У Клавдии Сидоровны оказался ключ от дверей дома. В просторных комнатах его, обставленных совершенно по-городскому — на высоких окнах даже висели тяжелые портьеры, — было запущено. Александр Викторович начал открывать большой баул с едой, который достал из багажника, но, Клавдия Сидоровна весело скомандовала:

— Нет, сначала загорать! Все наверх! — И первой по-молодому легко побежала вверх по крутой лестнице.

Я порадовалась, что захватила купальник, тоже пошла за ней. На большой открытой террасе пестрели пляжные лежаки. Клавдия Сидоровна, с какой-то лихорадочной поспешностью снимала с себя костюм, туфли, чулки… Я даже подумала: так, наверное, кошке не терпится выбраться на крышу, на солнышко. Посмотрев по сторонам, нет ли людей, я тоже стала раздеваться. Вдруг услышала у себя за спиной довольный голос Клавдии Сидоровны:

— А ты первоклассной женщиной будешь!

Сама Клавдия Сидоровна была по-молодому стройной и сильной, хорошо загоревшей. Купальник на ней был заграничный. Она вдруг взяла меня за руку, потащил за собой:

— Иди, иди, хочу сравниться!

Привела меня в комнату, поставила перед большим зеркальным шкафом, сама встала рядом. Я невольно покраснела, а она внимательно, долго и придирчиво разглядывала меня и себя в пыльном зеркале. Потом удовлетворенно засмеялась:

— Нет, я еще ничего… И весьма! — По-своему, решительно, скомандовала: — Ну, загорать!

Мы с ней вернулись на террасу, легли рядом на лежаки. Хорошо хоть я успела постелить на них старые газеты, как-то сообразила захватить их из комнаты. Клавдия Сидоровна лежала, вольно раскинувшись, подставляя солнцу лицо, и во всем ее большом красивом и холеном теле было что-то первобытное. Я даже подумала, что, наверное, вот именно такие женщины и должны больше всего нравиться мужчинам.

Очевидно, я задремала, потому что не слышала, когда на террасе появились Виктор с отцом.

— Вот они, наши красавицы! — хрипловато проговорил вдруг над нашими головами Александр Викторович. — Лежат себе рядочком: выбирай любую!

От смущения я покраснела, даже спрятала лицо в руки. Солнце приятно грело спину и ноги, а главное, Плаховы все молчали, и я постепенно успокоилась. И твердо решила: ни за что больше не позволю Виктору вот так запросто — точно я манекен, а не живой человек! — ни за что больше не позволю ему поцеловать себя!