Поддельный шотландец. Дилогия - [21]

   Часов около десяти вечера я подавал ужин мистеру Риаку и капитану, как вдруг бриг обо что-то сильно ударился, мы услышали громкий треск и пронзительные крики. Оба моих начальника вскочили.

   -- Мы налетели на риф!  -- воскликнул мистер Риак.

   -- Нет, сэр,  -- отвечал капитан,  -- всего-навсего на какую-то лодку.

   И они поспешно вышли на палубу.

   Капитан был прав. Мы в тумане натолкнулись на лодку; она разбилась и пошла ко дну со всей командой, кроме одного человека. Этот человек, как я услышал впоследствии, помещался на корме в качестве пассажира, тогда как остальные сидели на банках и гребли. В момент удара корму подбросило в воздух, а человек -- руки его были свободны, и ему ничто не мешало, кроме суконного плаща, спускавшегося ниже колен, -- подпрыгнул и ухватился за бушприт корабля. То, что он сумел так спастись, говорило об его удачливости, ловкости и необыкновенной силе. А между тем, когда капитан повел его к себе в каюту и я впервые увидел его, он казался взволнованным не более моего.

   Это был небольшого роста, но хорошо сложенный человек, подвижный, как горная коза; его приятное открытое лицо, сильно загоревшее на солнце, было покрыто веснушками и слегка изрыто оспой. В его глазах, необыкновенно светлых, особенно по контрасту с тёмной кожей лица, плясали бесенята, и это одновременно привлекало и настораживало. Сняв плащ, он положил на стол пару прекрасных пистолетов, оправленных в серебро, и я увидел, что к поясу его пристегнута длинная шпага. Манеры его были изящны, он очень любезно отвечал капитану. При первом же взгляде на него я подумал, что гораздо приятнее иметь такого человека другом, чем врагом.

   Капитан, со своей стороны, тоже сделал свои выводы, но скорее относительно одежды, чем личности этого человека. И действительно, когда тот снял плащ, то оказался чрезвычайно нарядным для каюты торгового судна: на нем была шляпа с перьями, красный жилет, черные плисовые панталоны и синий кафтан с серебряными пуговицами и красивым серебряным галуном. Это была дорогая одежда, хотя и попорченная немного туманом и в которой ему, очевидно, приходилось спать.

   -- Я очень огорчен гибелью вашей лодки, сэр,  -- сказал капитан.

   -- С ней пошло ко дну несколько славных людей,  -- сказал незнакомец.  -- Я отдал бы два десятка лодок, если бы их можно было вернуть.

   -- Они ваши друзья?  -- спросил Хозисон.

   -- У вас таких друзей не бывает,  -- отвечал он,  -- они готовы были умереть за меня, как верные псы.

   -- Всё же, сэр,  -- сказал капитан, наблюдая за ним,  -- на свете столько людей, что на всех их лодок не хватит.

   -- Это тоже верно,  -- воскликнул незнакомец,  -- и вы очень проницательны, сэр!

   -- Я бывал во Франции, сударь,  -- сказал капитан. И было ясно, что он хочет сказать этим больше, чем значили его слова.

   -- Как и много других достойных людей, смею заметить, -- отвечал гость.

   -- Без сомнения, сэр,  -- сказал капитан,  -- но не все они бывали там ради красивого мундира.

   -- Ого!  -- сказал незнакомец.  -- Так вот куда ветер дует!  -- И он быстро положил руку на пистолеты.

   -- Не будьте так торопливы,  -- сказал капитан,  -- не начинайте ссоры, пока в ней нет надобности. На вас мундир французский военный мундир, а говорите как шотландец, ну и что такого? В наше время много честных людей, которые так поступают, и право, нисколько от этого не проигрывают.

   -- Да,  -- сказал господин в красивом мундире.  -- Так вы принадлежите к стану честных людей? (Он имел в виду партию якобитов*, потому что во всякого рода междоусобицах каждая политическая партия считает, что название "честная" принадлежит только ей.)

   -- Я истый протестант, сэр,  -- отвечал капитан,  -- и благодарю бога за это. Но, несмотря на это, я способен сочувствовать людям, прижатым к стене, но не сдающимся.

   -- Правда?  -- спросил якобит.  -- Хорошо, сэр. Сказать вам откровенно, я один из тех самых честных джентльменов, которые участвовали в восстании в сорок пятом и сорок шестом годах*. И, попадись я в руки господ в красных мундирах*, мне, вероятно, пришлось бы туго. Сэр, я направлялся во Францию. Французский корабль крейсировал здесь, чтобы взять меня, но он прошел мимо нас в тумане, как я от всей души желал бы, чтобы прошли и вы! И вот что я имею сказать вам: если вы высадите меня там, куда я направлялся, мне найдётся чем щедро вознаградить вас за беспокойство.

   -- Во Франции?  -- сказал капитан.  -- Нет, сэр, этого я не могу сделать. Но высадить вас там, откуда вы едете,  -- это другое дело.

   Тут, к несчастью, капитан увидел, что я стою в своём углу, и отослал меня на кухню принести ужин джентльмену. Я не терял времени, уверяю вас. А когда я вернулся в каюту, то увидел, что джентльмен снял пояс с деньгами и положил на стол одну или две гинеи. Капитан поглядел на гинеи, затем на пояс, потом на лицо джентльмена и, как мне казалось, разволновался.

   -- Половину этого,  -- закричал он,  -- и я ваш!

   Тот убрал гинеи в пояс и снова надел его на жилет.

   -- Я сказал вам, сэр,  -- ответил он,  -- что ни один грош не принадлежит мне. Они принадлежат вождю клана.  -- Тут он дотронулся до своей шляпы.  -- Было бы глупо с моей стороны пожалеть часть денег, необходимых для спасения всей суммы, но я был бы собакой, если бы продал свою шкуру слишком дорого. Тридцать гиней, если вы высадите меня на ближний берег, или шестьдесят, если вы доставите меня в Линни-Лох. Берите их, если хотите. Если нет, поступайте как знаете.