Поддельный шотландец. Дилогия - [16]

   Теперь, с кинжалом в правой руке и дубинкой в левой, можно было не полагаться только на скорость, которая изначально не была моей сильной стороной. Я перескочил через какую-то верёвку, леер, или фиг как называется этот канат, крепящий парус к борту, и отбив своей дубинкой удар очередного матроса, отсушивший мне руку, полоснул его кинжалом по лицу. Вроде не сильно, но раны на лице -- особый случай. Заливаясь кровью, матрос отпрянул назад, столкнувшись со своим идущим следом сотоварищем, в результате чего они рухнули на палубу, образовав кучу-малу. Мне медлить было никак нельзя, но пробегая мимо, я успел изо всех сил приложить последнего из здешних противников дубинкой по темени, надолго выведя из игры.

   Сопровождаемый топотом грубых башмаков преследователей, я бросился к кормовому возвышению, ловко перепрыгивая бухты свёрнутых канатов, какие-то наклонные отверстия в палубе и деревянный брусы. Чего они столько всего наворотили на этом паруснике? Взбежав по крутой лестнице к пустующему штурвалу, я занял выгодную позицию наверху, позволившую мне удачно пнуть ногой в лицо первого из врагов. Им оказался мрачный тип в мундире, скорее всего это известный мне по книге помощник капитана. Как там его, Хуан вроде бы? Полетел он хорошо, как шар в боулинге кегли сбив всех бегущих следом.

   Я занял позицию над лестницей, поигрывая кинжалом и прокручивая в руке оказавшуюся неожиданно ухватистой дубинку. На лицо сам собой вылез безумный оскал. Подходите, суки, сейчас я покажу вам всё, чему меня научила жизнь и ВДВ.

   -- Стойте, ослы... -- закричал приотставший Хозисон, видя, что пара первыми поднявшихся на ноги матросов собирается незатейливо штурмовать лестницу в лоб, -- Обходите его с другой стороны!

   А на палубе показались новые действующие лица, причём среди тройки матросов был и примеченный ранее, с пистолетами в карманах. Мне сразу стало немного грустно.

   -- Капитан! -- крикнул я Хозисону, -- Вот перекалечу сейчас тебе весь экипаж, с кем за море поплывёшь?

   Моряки приостановились, глядя на своего хозяина. Тот в раздражении сплюнул на палубу -- вроде как непростительный поступок для настоящего моряка. На его лице ясно читалась идущая в душе борьба злобы с осторожностью. Наконец, последняя победила.

   -- Чего ты хочешь? -- спросил он, заметно теряя первоначальный боевой запал.

   -- Да просто поскорее убраться отсюда, сэр, а то мы привлекаем слишком много внимания, -- как мог почтительно ответил я.

   Хозисон осмотрелся. Действительно, на пристани уже начали собираться зеваки, активно обсуждающие заварушку на борту брига.

   -- Хорошо. Но пока мы не выйдем в открытое море, ты посидишь в трюме под замком, -- пошёл капитан на долгожданный компромисс.

   Вот так я и оказался запертым в полутьме, среди тёмных корабельных бортов, плеска волн, и топота матросов по палубе над головой. Из минусов -- плохое отношение с командой. Из плюсов -- я сохранил своё оружие и деньги. Которых на самом деле было далеко не шестьдесят фунтов, а более четырёхсот, целое состояние по этим временам. К счастью не в одних современных соверенах, но по большей мере в более лёгких старых гинеях, и то куча моего золота весила почти пять килограмм. Надеюсь, дядю Эбэнезера не хватит удар, когда он полезет проверять свои тайные ухоронки...

VII.

   Я проснулся в себя в темноте и почувствовал сильную боль во всем теле; руки и ноги мои болели после вчерашних физических нагрузок. После схватки на палубе я был сильно возбуждён и никак не мог заснуть, поэтому пришлось до изнеможения заниматься отжиманиями и приседаниями. Да что там, я даже пресс покачал, зацепившись ногами за какую-то балку на потолке. Теперь все мышцы нещадно болели, давая понять, что всё должно быть в меру. Слышался рев воды, точно у громадной мельничной плотины, раздавались тяжелые удары волн, страшный шум парусов и резкие крики матросов. Все кругом то поднималось с головокружительной быстротой, то так же быстро опускалось, а я сам был так разбит и чувствовал себя так плохо, что не мог отдать себе ясного отчета в своём положении. Мысли в беспорядке толпились в моем мозгу, пока я наконец не догадался, что ветер, должно быть, усилился и начался шторм. Вместе с осознанием своего положения мною овладело мрачное веселье и предвкушение перемен... И я, недолго поворочавшись в матросском гамаке, снова уснул. Отличная всё-таки солдатская привычка -- отсыпаться впрок при любой возможности.

   Когда я снова проснулся, тот же рев, те же беспорядочные и сильные толчки продолжали оглушать и трясти меня, но в маленькое, размером с носовой платок окошко пробивался робкий лучик солнечного света. К моим продолжающимся страданиям от перетренированных мышц присоединилась ещё болезнь непривычного к морю человека. Встать удалось с трудом, но умывшись из бочки с водой и опорожнившись в стоящее в дальнем углу ведро, я всё-же заставил себя заняться физическими упражнениями. Это было мучительно трудно только до тех пор, пока мышцы не разогрелись. Гораздо труднее было заставить себя съесть немного сухарей, варёной брюквы и солонины, которую я реквизировал перед уходом из замка Шос. Если бы не большая кожаная фляга с разбавленным до прозрачности дядюшкиного эля красным вином, которым я запивал эту скудную пищу, она бы вполне могла вскоре оказаться в помойном ведре. Дэви-Дэви, ну почему у тебя всё не как у нормальных людей? В прежней жизни я и понятия не имел о такой гадости как морская болезнь...