Поддельные шедевры - [17]
В углу, за спиной, сержант отстукивал на машинке протокол допроса. Обвиняемый наклонил голову и с трудом выдавил из себя:
- Да.
И снова одиночка. Снова леденящий ужас при одной мысли о приговоре. Ван Меегерен понимал, что грозит ему: мало того, что в обход голландским законам он продал за границу картину одного из величайших художников прошлого, он продал ее Герингу, второй после Гитлера персоне нацистской Германии, человеку, по приказу которого на поверженные, беззащитные Нидерланды были брошены тысячи смертоносных бомб. Позор, тюрьма - будь, что будет, но лишь бы жить! Оставался последний шанс.
- Нет, национальное достояние Голландии не потерпело ущерба. Свое золото Геринг отдал не за подлинный шедевр, а за фальшивку, подделку. «Христа и грешницу» написал не Вермеер, а я, ван Меегерен.
Заключенный не сдержал торжествующей улыбки и поднял голову, словно ожидая лаврового венка народного героя. Но инспектор лишь скептически усмехнулся. Дешевый прием! Взять на себя сравнительно небольшую вину и тем самым отвести серьезные обвинения… Ход не новый. Но здесь такие номера не проходят!
- Уведите арестованного.
Самое поразительное, что на этот раз Хан ван Меегерен сказал правду.
Он был очень тщеславен и болезненно самолюбив. Всю жизнь, - сколько он себя помнил, - мечтал о славе великого художника. В затаенных грезах видел себя знаменитым, окруженным всеобщим преклонением живописцем, чьи творения, украшая крупнейшие музеи мира, висят рядом с полотнами гениального Рембрандта, Франса Хальса, Вермеера Дельфтского и других. Непомерная гордыня снедала его еще в родном Девентере, где прошла его юность, и в Дельфте, где он одно время служил ассистентом по рисунку и истории искусства, и позднее, в зрелые годы. Даже постоянная бедность не так угнетала молодого художника, как горечь непризнания. На 75 гульденов в месяц, таково было жалование ассистента, еще можно как-то перебиться, но быть маленьким, незаметным живописцем… С этой участью ван Меегерен примириться не мог. В 1913 году за исполненную им на конкурсе акварель в стиле XVII века Дельфтский институт искусств присуждает ему золотую медаль. На следующий день ее пришлось заложить в ломбард, а скоро уже никто и не вспоминал о первом успехе.
Ван Меегерен переехал в Гаагу. Работал много, упорно, с настойчивостью одержимого. Писал портреты, картины на аллегорические и библейские сюжеты. Долгие часы и дни проводил в музеях, пытаясь раскрыть секреты старых мастеров нидерландской живописи. В 1922 году устроил персональную выставку. Постепенно он становится известен как одаренный портретист. Первые крупные заказы, первые гонорары… Поездки в Бельгию, Францию, Италию, Англию… Родовитой британской аристократии импонировала тщательная, педантичная манера голландского живописца, его гладкое письмо и умение придавать портретам современников блеск и аромат минувших эпох. За ней потянулись миллионеры из Чикаго или с «дикого Запада». Королям нефти и свиной тушенки тоже хотелось походить на настоящих королей.
Времена нужды прошли и забылись. Но не забылась тщеславная мечта юности. Спустя годы ван Меегерен был так же далек от ее осуществления, как и в молодости. Его поощряли, хвалили, охотно принимали в высшем свете, где ценили любезного, остроумного живописца, желающего и умеющего угодить заказчикам. Но всерьез художника все-таки не признавали. На выставках его картины оставались почти незамеченными, и рецензенты уделяли им в своих обзорах всего несколько строк. Серьезная критика или вообще обходила его молчанием, или же упрекала в несамостоятельности и подражании художникам прошлого. Музеи тоже пока что воздерживались от приобретения картин; облюбованное местечко возле Рембрандта и Хальса занимали другие.
Меегерен глубоко переживал неудачи, но не терял надежды. Он верил, что когда-нибудь и ему удастся ухватить капризную фортуну, стать великим художником. В глубине души он был убежден в своей гениальности; мнение же критиков и знатоков искусства объяснял их близорукостью либо завистью. О, они еще будут юлить и ползать перед ним, достойнейшим преемником великой живописи Нидерландов!
- Да, я обманул Геринга и его экспертов. Картину, которую все признавали за произведение Вермеера Дельфтского, написал я, я, я…
Упорно, с отчаянием, ван Меегерен твердил одно и то же на всех допросах.
- И не только «Христа и грешницу». Я написал еще пять «Вер-мееров» - «Омовение ног» в амстердамском Рейксмузеуме, «Голову Христа» и «Тайную вечерю» в собрании ван Бойнингена, «Благословение Иакова» в коллекции ван дер Ворма. И даже знаменитого «Христа в Эммаусе», что в роттердамском музее Бойманса. Тем же Бойнингену и Ворму я продал две картины Питера де Хооха, и их тоже сделал я.
Голос арестованного прервался, словно захлебнувшись столь необычным признанием. Глаза бегали из стороны в сторону, со лба катился холодный пот. Ван Меегерен знал, что решается вопрос о его судьбе. Терять было нечего.
- Бросьте запираться. Это мы уже не раз слышали, - Воонинг достал из папки какие-то бумаги. - Вот последнее заключение реставраторов Лейтвнлера и ван Бахемена. Они заверяют, что «Христос в Эммаусе» - произведение художника XVII, а не XX века.
