Подчини волну! - [19]

Хрипун добавил еще что-то, но уже тихо и, как показалось Вейр, на другом языке.

— Пойдем, я покажу, где ты сможешь отдохнуть, — повернулся он к ней, осторожно прикрыв дверь в палату.

Желваки у него перекатывались так, словно он камней в рот набрал. Поэтому врач рискнула только кивнуть и поплелась следом за Тиром, с трудом переставляя ноги, которые казались чугунными. По сторонам она не смотрела. Да, собственно, там и смотреть не на что было. Просто одни коридоры сменялись другими. Кажется, на их пути попадались какие-то люди… В смысле, не люди, а акшара. Но ей было плевать.

И не только потому, что она смертельно устала. Мысли одолевали. А еще стыд. Не могла она отделаться от чувства, что ее нытье на тему «Хочу домой!» сильно смахивает на испуганный скулеж. Появилась такая благополучная барышня, сунула нос в щелку, брезгливо поморщилась — и смылась. Дальше страдать в своем жирненьком благополучии.

Хрипун, в которого она едва не врезалась, задумавшись, открыл дверь, приглашающе оставив ее распахнутой.

— Не слишком удобно, но на один день сойдет, — прокаркал Тир, как будто извиняясь. — Я зайду за тобой вечером, и мы решим, что с тобой делать дальше. Только не забывай про ракшасов. Я ведь серьезно говорил. Они тебя найдут. Так что подумай, где сможешь перекантоваться. Хоть какое-то время.

Вейр кивнула, даже не слишком вникая в смысл того, о чем он бормочет.

— Скажите, а у вас много детей?

— У меня лично, на Базе или вообще у акшаров? — кажется, вопрос его не слишком удивил.

— Наверное, здесь и… вообще, — врач потерла пальцами висок, в который изнутри долбил отбойный молоток.

— На Базе тридцать кадетов. А сколько вообще — я не знаю, статистикой не занимаюсь. Детей у нас мало. С этим есть… определенные проблемы.

— И врачей тоже мало?

Тир помолчал, глядя на нее из-под кустистых бровей. Вейр показалось, что он прекрасно понимает, к чему она задает эти вопросы. Понимает, но подсказывать ей не собирается.

— Врачи только тут, на Базе. Их двое. Оба хирурги. А к человеческим докторам мы не обращаемся. Любой анализ — и привет. Можно лавочку прикрывать. Никогда не задумывалась, почему у вас всем беременным до сих пор делают генетический скроллинг? Приходиться обходиться собственными силами. Чтобы не светиться.

Кажется, на счет «не подсказывает» она лихо промахнулась. Не просто подсказывает, но еще и подталкивает. Вейр улыбнулась, хотя радоваться особенно было нечему. Просто этот медведь не был таким уж тупым громилой, которым хотел казаться.

— Я еще ничего не решила, — сказала она, ловя себя на том, что едва ли не кокетничает с ним.

— А я у тебя пока еще ответа и не спрашивал.

Тир не улыбался, но врачу показалось, что он почти на грани, еще чуть-чуть — и в нем проглянет что-то человеческое.

Ли положила ладонь на дверь, покачав ее и с преувеличенным вниманием рассматривая пол.

— И мне страшно, — призналась она, в конце концов.

— Догадываюсь, — прохрипел Каркун. — Но подумай еще вот о чем. Здесь ты никогда не будешь одна. Сама понимаешь, одиночество в таком месте — это почти чудо. Многие о нем годами мечтают.

Она помолчала, по-прежнему глядя вниз, кивнула и, не прощаясь, тихонечко закрыла за собой дверь.

Нет, ответить Вейр была еще не готова.

Глава четвертая

Басы перемешивали мозг, как миксером. Истеричные запилы гитары полировали извилины до полной гладкости. Музыка гремела так, что хотелось отвинтить голову и приставить себе другую — пустую. Или разнести орущие динамики на хрен. Но, собственно, в «Глоток» и приходили за тем, чтобы мысли из башки вытряхнуть.

На танцполе люди жались друг другу, как будто тут затеивалась оргия на полтораста душ. Собственно, визуально это тоже сильно смахивало на всеобщий трах. Росблески разноцветных лазерных лучей выхватывали из темноты изогнувшиеся тела, запрокинутые головы, чьи-то глаза с диким, едва ли не на всю радужку зрачком, кусок голой, покрытой бисером пота плоти. Ад кромешный и черти в нем.

Вар, спрятав косяк в ладони, сложенной лодочкой, следил за всем этим мракобесием, не отрываясь. Его глаза поблескивали в полумраке, подсвеченном огнями танцпола, как у притаившегося в засаде зверя. Татуировка на половину физиономии делала лицо хищным, первобытным, дикарским. Ноздри акшара подрагивали, чуть раздуваясь, жадно втягивая запахи клуба.

Пал его азарта не разделял. Его от местной вони с души воротило. Запахи пота, травки, пролитого пива, пыли смешивались в аромат «Ночная жизнь». Рекламный слоган: «Приди и оторвись, если жизнь полное дерьмо. С нами еще дерьмовее!». Цена — мозги, превращенные в кисель за ночь угара. В подкладке города, набитого дешевыми клубами, тату-салонами, крохотными парикмахерскими и кабаками «Стопка для неудачника», такой парфюм был товаром ходовым.

Уроды, которые с помощью дури, алкоголя и им же самим ненужного секса, пытались убедить себя, что с их жизнью все в порядке, Пала бесили. Возможно потому, что он сам был одним из них.

Зато Яр, казалось, просто дрых, раскинув руки на спинке дивана. Если бы он не прихлёбывал изредка из бутылки, зажатой в тонких, почти женских, пальцах, можно было бы предположить, что брат в полном отрубе.