Подарок судьбы - [3]

Сейчас ей двадцать шесть — старая дева, чудачка, синий чулок. Она стоит в бальной зале Дворянского Собрания в несколько странном наряде, который скрывает все, что только можно скрыть, с немыслимым тюрбаном на голове и непринужденно беседует с одним из самых блестящих кавалеров и женихов губернии.

Однако бал, судари вы мои, не есть только танцы, музыка и всякие там антре и аданте. Сие мероприятие, или, лучше сказать, событие, есть и показ мод, и долгожданный выход в свет, и сословное собрание, и ярмарка невест и женихов, если хотите. А еще это новые знакомства, эфир страстей, экзерсисы флирта и разговоры, разговоры…

А вы слыхали, что князь Борис надумал жениться, поэтому и вернулся в отчий дом. Говорят, на Николин день о помолвке сделает объявление. Только вот кто же его суженая? Кандидаток на сие место премножество. Вон хоть любимица казанского бомонда Лизанька Романовская или чаровница Молоствова, а может, скромница княжна Баратаева? Только никак уж не Анна Косливцева. Хотя девка она и добрая, и приданое солидное, но уж слишком не комильфо. Одевается Бог знает как, никакого шарма. Смотрит так, будто насквозь видит, аж мурашки по спине бегут. А еще, говорят, пахитоски курит. Срам-то какой! Виданное ли это дело, чтоб девица, как труба печная, клубы дыма из себя пускала. Куда только наш мир христианский катится?!

— Я слышала, что тебе Сергей Борисович невесту сосватал, — сменила тему разговора Анна. — Правда, или врут люди?

— Истинная правда, Аннушка, — вздохнул Борис. — Припер меня батюшка к стенке, грозился даже наследства лишить. Как мог, старался увильнуть от сего тягостного долга, да сколько не бегай, а конец един — под венец.

— И кто же та счастливица или, вернее, та несчастная, что тебя эдакого непоседу и жуира всю жизнь выносить должна будет? — спросила Анна.

— Однако не высокого же ты обо мне мнения, — шутливо обиделся Болховской.

— Наоборот, весьма высокого, — успокоительно похлопала его веером по руке Косливцева. — Только мне-то известно, что ты как в девять лет влюбился, так до сих пор влюблен. Только объекты твоих нежных чувств без конца меняются. В этом ты проявляешь завидное постоянство.

— Благодарю покорно за столь «лестные» слова, — отозвался князь. — По секрету сообщу, что после долгих раздумий батюшка решил, что княжна Баратаева станет для меня достойной партией.

— Бедная девочка, — вздохнула Анна. — Шучу, шучу, не дуйся. Ее сейчас, кажется, нет в городе?

— Да, я приехал несколько раньше, чем рассчитывал, поэтому и не успел оповестить Баратаевых о своем возвращении. — Борис довольно усмехнулся. — Сегодня у меня, так сказать, прощание с холостой жизнью.

— Вон оно что. Наверное, у половины дам в этом зале твое имя в бальных книжечках записано?

— Несомненно. И у некоторых даже не один раз. — Болховской игриво подмигнул подруге. — А у тебя для меня местечко найдется? Тур мазурки?

— Никогда не умела тебе толком сказать «нет», — проворчала Анна. — Так и быть, повеса, будет тебе мазурка.

Торжественные звуки полонеза волной прошли по залу, и будто невидимый кукловод тронул ниточки, приведя в движение участников светского спектакля под названием «Бал». В первой паре важно выступал генерал-губернатор с хозяйкой, за ними, соблюдая табель о рангах, стали выстраиваться остальные.

К Анне подошел отставной поручик и поэт Нафанаил Кекин:

— Анна Петровна, этот танец вы обещали мне, — он взглянул на Болховского, — если князь не возражает.

— Князь не возражает, — ответила Анна и подала руку Кекину.

— Да, да, — рассеяно подтвердил Борис, оглядывая залу и выискивая кого-то. — Где же она?

— Кто? — спросила Анна.

— Прелестная Лизанька Романовская. Вы не видели ее? — обратился он к Нафанаилу Филипповичу. — Такой розан. Как расцвела! Я сражен.

С лица Кекина сошла улыбка, глаза остро и напряженно впились в Болховского.

— Ваше сиятельство…

— Что за церемонии, Нафанаил Филиппович… — начал было князь, но, увидев изменившееся лицо старого знакомца, усмехнулся. — Оказывается, не один я заметил сию метаморфозу. Выходит, у меня соперник?

— Борис Сергеевич, прекрати ерничать, — предостерегающе сказала Анна. — Он шутит, не обращайте внимания, — повернулась она к Кекину.

Болховской спокойно и уже серьезно обратился к отставному поручику:

— Нафанаил Филиппович, я, действительно, пошутил, и, по всей вероятности, не очень удачно. Примите мои заверения в искреннем к вам почтении. На вашу территорию посягать не смею, у меня теперь своя, — вздохнул он. — Но казус таков, что этот танец мне все же придется танцевать с Лизаветой Васильевной, посему я вас покидаю. Не серчайте.

Анна не любила полонез. Что за удовольствие степенно и важно вышагивать по залу, приседая на каждом шагу с опущенными глазами, как положено благовоспитанной девице. Иное дело вальс или мазурка, да и беготня котильона действует весьма бодряще. Слава Богу, что ее визави в этом танце оказался умница Кекин, а не какой-нибудь томного вида щеголь, батюшкиными молитвами соизволивший стать ее партнером.

2

Размышления князя Болховского после бального вечера вряд ли можно было назвать печальными, хотя, надо признать, что минорная нота в них закралась. Что ж, в женихах беспечен и радостен может быть только глупец, а человек мыслящий неизбежно задумывается о грядущих переменах. Настал и его черед. В тридцать лет люди, как правило, женятся, вот и он поступает как все люди. Да и чем плоха участь мужа и отца семейства? Нашли же свое счастье его друзья. Князь Всеволожский с малюткой Полиной, невозмутимый Тауберг с искрометной Александрой Аркадьевной, пора и ему остепениться. А скромница и милашка княжна Баратаева ничем не хуже остальных. Только вот что делать с остальными?