Подарок дьявола - [10]

Иван Алексеевич сидел на огромной постели, обложенный подушками. Казалось, что мощный седой богатырь задумался или задремал. На его загорелом лице с крупным носом и усами запорожца болезнь никак не отразилась. Если бы не группа медиков со своими приборами, трубками и проводами, Алекс мог подумать, что дед его разыграл. Старший из Слободски умел пошутить и, случалось, делал это зло.

Внук остановился в трех шагах от постели. Пока раздумывал, как обратить на себя внимание, больной открыл глаза.

– Малыш, как я рад тебя видеть! – Говорил дед громко, может быть, чуть медленнее, чем всегда.

– Дедушка, ты зачем это?.. – Алекс бросился к старику и обнял его.

Прижав внука к сердцу, Иван Алексеевич замер на мгновенье, затем оглядел медиков:

– Господа, а не пошли бы вы отсюда… Заработать на мне еще успеете. – Спальня мгновенно опустела. – Ты что-то спросил, малыш? Ах, да, ты спросил, зачем я собрался на тот свет. Правильно я тебя понял?

– Ты всегда все правильно понимаешь, дед. Куда тебе спешить?

– Это вопрос к Богу, малыш. Я, правда, немного ослабел. Что делать, Сашенька, белая эмиграция вымирает. Поэтому поговорим по делу. А сантименты оставим на десерт. О'кей?

– Я получил телеграмму, дедушка. Спасибо, но мне вовсе не хочется становиться скучным финансовым воротилой, да еще управлять такой огромной компанией. Почему ты обошел отца? Папа мечтает о кабинете босса.

– Помолчи, малыш. Твой отец дурак, а эта болезнь не лечится. Он изображает янки и живет, как кретин.

– А как он живет, дедушка? Я никогда не думал о папочке под этим углом.

– Два раза в неделю гольф, ежедневно – в клуб на five-о-сlock с беседой на тему налогов, подсчет числа калорий за завтраком, обедом и ужином, скромная благотворительность и раз в месяц посещение русской церкви. Меня от одной мысли о такой жизни тянет блевать.

– Меня тоже… – Алекс рассмеялся. – Но, согласись, твой кабинет прекрасно впишется в этот круг.

– Малыш, дуракам нельзя давать власть. Если Дмитрий загубит компанию, вы с матерью останетесь нищими. Да и ради него самого ты обязан взять штурвал в свои руки.

– Дедушка, жизнь так прекрасна. Мне двадцать три. Представь, вокруг прелестные девчонки, спорт, мой факультет. Я так люблю историю. А ты хочешь, чтобы я напялил пиджак с галстуком и сел в стеклянный гроб? Пожалей внука.

– Работать, малыш, это вовсе не значит отказаться от жизни. Знаешь, сколько я перетрахал девок без отрыва от бизнеса? Теперь, когда бабки нет, я могу тебе сказать. У меня были красотки с любой точки земного шара. Японки, негритянки, таитянки… Пожалуй, только дикарок с Амазонки остерегался. Боялся, откусят член.

– Дедушка, я не хочу тусоваться с девками по параллелям и меридианам. Я хочу трахаться с одной, которая мне нравится. Жизнь – это свобода, а ты предлагаешь мне тюрьму.

– Малыш, ты талантливый бездельник. Если напряжешь хоть половину своих извилин, сможешь приходить в кабинет два раза в неделю. Мозги не требуют жопы. Оставь жопу бездарям. А что касается истории – прекрасно. Совмещай.

– Как, дедушка? Алкогольный бизнес и пыль веков?! Ты смеешься?

– Вовсе нет. Что тебя интересует в прошлом?

– Я бы хотел заниматься Древним Египтом…

– На хрена тебе Египет? Им тысячи недоумков уже занимаются. А почему бы не копнуть историю русской водки? Мы же русаки. Представляешь, какая тема! – Иван Алексеевич устал и откинул голову на подушку.

– Хорошо, дедушка, я подумаю. – Алекс испугался за старика и решил больше не утомлять его спором.

– Погоди, я сейчас отдышусь. – Старый богатырь минуту отдыхал, затем приподнялся и потрепал Алекса по голове. – Сашка, малыш, ты слышал предание нашей семьи – последний из Слободских вернется на родину. Ты последний.

– Гонишь меня в Россию? Там медведи по улицам бродят. Чего там делать?

– С медведями ты погорячился. Но я тебя никуда не гоню, только один мой наказ ты должен выполнить. Тяни сюда ухо.

Алекс наклонился, и Иван Алексеевич долго, с остановками для отдыха, шептал ему свою просьбу:

– Понял? А ты говоришь – история?! Вот где история.

– Ты уверен? – Алекс смотрел на деда с искренним изумлением.

– Уверен?! Я говорил с этим человеком. А он держал ее в руках. Потом его в Москве чекисты арестовали. Но родня у него осталась. Я всю жизнь мечтал получить ее. Мне не удалось из-за политики. Теперь железного занавеса нет, ты обязан попробовать. Все бумаги по данному вопросу в моем личном сейфе, в папке «Саша». Где ключи от сейфа, ты знаешь…

– Хорошо, дед. Но рыться в твоих вещах мне неловко.

– Это мой приказ.

– Ладно, я постараюсь.

– Вот это разговор не юноши, а мужа. И учти, после моей смерти дом, кабинет и сейф также перейдут к тебе. А теперь катись. Я устал. Да, еще минуту. Я хочу, чтобы меня похоронили на Свято-Владимирском кладбище.

– Зачем ты опять о смерти, дедушка?

– Потому что после нее я уже ничего не скажу… – Иван Алексеевич уронил голову на подушку и усталым взмахом руки отпустил внука.

Москва. Лубянка. Наркоминдел.

1930 год. Март

Ладная гимнастерка, кожаный офицерский планшет, в сапоги можно смотреться, как в зеркало. Комиссар Западного военного округа Моисей Зелен входит в приемную наркома иностранных дел и приятно поражается солидной тишине, нарушаемой лишь стрекотаньем пишущей машинки. С тех пор прошло почти тринадцать лет, но Моисей помнит первый островок внешней политики Советов в революционном Питере. Наркомат иностранных дел тогда находился в здании Генерального штаба, и его приемная напоминала вокзал, где толпились самые разнообразные персонажи. От интеллигентов с бородкой клинышком, наряженных в тройки, до матросни в кожанках поверх тельняшек. Народ заходил, выходил, типы сменялись, как картинки в калейдоскопе. Молодой комиссар привык к многолюдью, но в армейском передвижении масс имелась логика, а там, в наркоминделе, ему все вспоминалось как бессмысленная суета.