Подари себе рай - [178]

— Ив не знает, что Алеша его сводный брат. Значит, он не знает и кто его отец? — переменила тему Элис.

— Он еще ребенок. В день его совершеннолетия, когда он сможет судить о жизни более зрело, я сама посвящу его в наши семейные тайны.

— Разумно, — согласилась Элис. И, помолчав, с внезапной тоской в голосе воскликнула: — Если бы ты только знала, как я хочу от Сережи ребенка! Если бы ты только знала!

— И в чем же дело? — тихо спросила Сильвия.

— У вас во Франции в этом плане проще. — Элис выговаривала давно наболевшее, думаное-передуманое. — Внебрачный ребенок, внебрачная связь. Мы же, американцы, — нация ханжей. Бастарды — на каждом шагу; адюльтер, и со стороны мужа, и жены, — пожалуйста; свопинг (когда пары обмениваются супругами на ночь) — моднейшая забава. Но только чтобы об этом никто не знал: ни родственники, ни соседи, ни начальство, ни — упаси Господи! — газеты, радио или набирающее силу телевидение.

— Помнится, у вас с Сержем были намерения или даже планы пожениться.

— Они и есть. — Элис внезапно зевнула, но не от желания спать, а от нервного возбуждения.

«А у нас с Ваней и планов не было, но я не жалею. — Эта мысль для Сильвии была привычной. — Я благодарна небесам, что пусть и ненадолго, но они подарили мне его, и я бесконечно счастлива, что смогла продолжить его бытие в нашем сыне».

— Планы! — с сарказмом продолжила Элис. — Железный занавес, он не только мощная преграда для идеологии: книг, пьес, кино, прессы, музыки. Этот занавес прежде всего разъединяет людей. В России брак с иностранцами — почти государственная измена.

— Официальное гонение на все иностранное… — осуждающе протянула Сильвия.

— Туше! — приветствовала замечание подруги Элис. — Ты попала в самое яблочко. На все иностранное, заимствованное из-за границы, кроме марксизма, наложено табу. На все! На брак — особенно. Сергей решил подавать официальное прошение на самый верх.

— Я помню, еще в Америке ты предлагала мне помочь соединиться с Ваней. Ты имела в виду свое знакомство со Сталиным? Только он, наверное, давно забыл то довоенное интервью?

— Двадцать четвертого июня девятьсот сорок пятого мы с Сережей были в Кремле на приеме в честь Победы. Сидим, пьем, смеемся, празднуем великий праздник с группой военных, приятелей Сережи. Тут Сталин пошел вдоль зала, с остановками у разных столов, локальными тостами, беседами. Подходит к нашему столу. Адмиралы, генералы. Он только с одним Сергеем за руку поздоровался. «Ваши материалы, — сказал он, — активно работали на победу». Хотел было дальше идти, но увидел меня, взял свежий бокал вина и сказал, обращаясь к свите: «Эта американская красавица (это он так определил, Сильвия) имеет дар смотреть в будущее. Как и великий американский президент Рузвельт. Почтим его память, он много сделал для нашей общей победы над фашизмом». Нет, он ничего не забыл. Но Сережа говорит, что сам решит этот вопрос. Я ему верю и жду.

— Сергей — цельная натура, — задумчиво проговорила Сильвия. — Конечно, при всех равных составляющих вопрос «быть или не быть браку» должен решать мужчина. Когда я получила письмо от Мориса и размышляла, ехать ли мне в Россию, то — Бог свидетель — и не думала, что мы с Ваней сможем быть вместе. Нет, я хотела увидеть свою любовь, отца моего сына, побывать там, где он родился, соприкоснуться с его народом, наконец, вдохнуть воздух великой страны. Францию и Россию так много связывает, что ни один Наполеон не в силах это разрушить. Какой же злой рок привел меня сюда именно за день до похорон Ивана? Пресвятая Мадонна, ужели грехи мои столь велики, что я не смогла, не успела еще один-единственный раз прижаться к нему и ощутить биение его сердца, взглянуть в его глаза, уловить его дыхание?

Сильвия вновь разрыдалась, закрыв лицо руками, вздрагивая всем телом. И как когда-то в Нью-Йорке, накануне отъезда Ивана, Элис обняла ее и заплакала вместе с ней.

— Я… я не пыта-лась по-позна-комиться с его же-ной… Машей, — сквозь рыдания всхлипывала Сильвия. — Только ви-дела на похоронах.

Элис знала об этом и ценила деликатность Сильвии. Знала она и о том, что Сергей тайно ото всех познакомил Алешу с Ивом. Алеше он сказал правду. Он был уверен, что Иван этого бы хотел. Тайно, потому что не желал осложнений в карьере Алеши, совершенно неизбежных в случае огласки сведений о его неожиданных родственниках за границей. Иву Сергей представил Алешу как своего племянника. Встретил мальчиков на своем трофейном «оппель-адмирале» у метро «Парк культуры» и в течение получаса уходил от «хвоста», виртуозно лавируя между машинами, чем приводил в восторг обоих пассажиров. Они принимали захватывающую дух гонку за демонстрацию обретенных лихим дядей Сережей в Америке навыков лихой езды. И Алеша, хорошо усвоивший правило: «если хочешь развязать язык, говори, не стесняясь ошибок», на своем слабеньком французском (это был его второй язык) прочитал Иву импровизированную лекцию о великом мастере русской прозы и о том, какой же русский не любит быстрой езды.

Маша о знакомстве мальчиков не знала. Алеша все понял и принял совет Сергея — нервы Маши и без того были на пределе.