Под звездным флагом Персея - [41]
Насколько же интереснее во льдах, чем на открытой воде. Тут и разнообразные по форме льдины, и какие-то следы на ледяных полях, и явные отпечатки лап белого медведя, и тюлени, выныривающие между льдинами, с любопытством глядящие на корабль выразительными глазами.
Много разнообразных впечатлений получает человек, пока корабль плавает во льдах, и совсем неправильно называть этот ледяной мир пустыней.
По мере приближения к Земле Франца-Иосифа кромка льда стала уклоняться к югу, что было нежелательно. Пришлось войти в более сплоченный лед, чтобы испытать способности «Персея» и начать пробираться к цели.
Летние льдины не особенно крепкие — нос корабля, окованный железными шинами, легко разбивал их. И мы, все дальше и дальше забираясь во льды, приближались к мысу Флора.
Любуясь целый день сверкающими льдами и работой в них «Персея», я промерз на мостике и спустился вниз, чтобы погреться. Дверь моей каюты выходила в коридор жилой палубы почти против двери в каюту начальника экспедиции. В каютах жарко, и все двери открыты. Я развалился в кресле и не успел выкурить вторую трубочку, как по проходу быстро прошел старший механик Хлопов.
Он постучал к начальнику.
— Войдите!
И тут я услышал такое, что чуть не вывалился из кресла.
— Иван Илларионович, угля осталось на три ходовых дня.
На три дня! И это во льдах, у Земли Франца-Иосифа, в районе, никем не посещаемом, вдали от радиостанций, в сотнях миль от обитаемой земли!
Радиус действия искровой радиостанции был ограничен.
Видимо, Месяцев был настолько ошеломлен, что некоторое время молчал.
— Что вы такое говорите? — раздался голос Ивана Илларионовича. (Он подумал, что не расслышал или не так понял механика.)
— Да вот я говорю, что угля у нас осталось на три ходовых дня, — повторил механик.
— Так что же, вы не знали, сколько у вас угля? Почему молчали до сих пор, пока мы не залезли в лед?
Эти слова он произносил, надев шапку и на ходу натягивая куртку.
Я сидел, как оглушенный, и трубка потухла в моей руке.
Неужели кончилось плавание и не сбудется наша заветная мечта: не удастся ступить ногой на знаменитый в истории полярных путешествий мыс Флора? Я оделся и поскорее вышел на палубу. У трапа стоял расстроенный и обозленный И. И. Месяцев. Он уже побывал в угольных бункерах: осматривать там было нечего. Я потом тоже туда лазил. Только у подъемных дверей, выходящих из бункеров в кочегарку, лежали еще кучи угля. Если даже подскрести все остатки в бункерах, то, быть может, хватит на трое с половиной суток.
— Вовочка, спуститесь в каюту, возьмите мой бинокль и полезайте в бочку, посмотрите сверху, какова ледовая обстановка кругом, — распорядился Месяцев.
С верхушки мачты «Персей» кажется совсем маленьким, затерявшимся среди бесконечных льдов.
Корабль стоит неподвижно, машина остановлена, чтобы вибрация не мешала смотреть в бинокль.
Я осмотрелся. Кругом до горизонта все лед, лед и лед.
Зыбь не докатывается, значит, мы далеко от чистой воды. К северо-востоку он становится более сплоченным, а дальше, как белый мираж, высится Земля Франца-Иосифа, только у самой воды в ее южной части что-то темнеет. Это и есть знаменитый мыс Флора — место, куда устремлялись многие полярные экспедиции в конце прошлого и начале нашего столетия, земля, на которой благополучно или трагично зимовали несколько иностранных экспедиций. Земля, на которой произошла удивительная встреча Фритьофа Нансена, пришедшего сюда на лыжах почти от Северного полюса, с Джексоном. А в 1914 году на мысе Флора побывало первое русское судно «Св. Фока» полярной экспедиции Георгия Седова.
И этот мыс — темную полоску земли — вижу я перед собой, до нее совсем не далеко. Но чем ближе к земле, тем тяжелее и сплоченнее лед. Я сижу наверху, зачарованный белым безмолвием, и не хочется вылезать из бочки. Но меня зовут вниз, я спускаюсь и докладываю обстановку. Задумчиво слушают меня Месяцев и Бурков.
— Дай-ка мне твой бинокль, — просит капитан и сам лезет по вантам в бочку.
Он сидит там не меньше меня и делает такое же заключение о ледовой обстановке. Видимость неважная, и они оба решают: ждать до утра, поддерживая в котле только небольшое давление пара.
Утром видимость улучшилась, но ледовая обстановка осталась прежней. Там, где мы стояли, лед был вполне проходим для «Персея». Ближе к земле его пришлось бы форсировать много энергичнее, и весьма вероятно, что удалось бы подойти к берегу. Правда, на это мы израсходовали бы скудный запас угля.
Если рискнуть, то ведь домой можно вернуться на парусах!
А если ветер изменится, сплотит льды и мы застрянем? А если даже и вылезем из льдов, но в море ветер будет встречным и нас опять прижмет к кромке? Уголь тогда будет совсем уж на исходе! Тогда-то и может случиться, что мы застрянем во льдах и останемся на вынужденную зимовку. Без соответствующей подготовки, без топлива, без теплой одежды, без продовольствия! А это неизбежно означает гибель всего экипажа.
И начальнику экспедиции, и всем нам очень хотелось достигнуть намеченной цели и ступить ногой на мыс Флора, однако это был бы даже не риск, а преступное безрассудство.
