Под знаменем Врангеля - [59]

Как? У «корпопа» служит генерал… Откуда он его выкопал? — недоумевал комендант штаба полк. Греков, когда впервые получил такую ведомость, и пошел объясняться.

Как какой генерал, — отвечал о. Андроник. — А я-то кто? Все начальники частей корпусного управления по штату должны быть генералы. Что же вы считаете, что корпусной священник ниже корпусного инженера или инспектора артиллерии?

Упиваясь властью, о. Андроник, однако, не чувствовал себя спокойным в Крыму. Он имел серьезного конкурента, тоже претендовавшего на духовное руководительство Донским корпусом. Этот соперник был тем более опасен, что происходил из природных казаков, тогда как о. Андроник появился на Дону лишь во время революции.

Когда в декабре 1919 года донская армия, сбитая Буденным, уходила на Кубань, атаман назначил главой военного духовенства викарного епископа Донской области Гермогена (Максимова). Этот пастырь добрый, испытав на своей шкуре тяготы походной жизни, уклонился от зла, счел за благо прямо из Новороссийска отправиться в гости к английскому королю и в 1920 году проживал на о. Лемносе. О. Андроника изводила та мысль, что в случае дальнейших успехов врангелевского оружия Гермоген явится в Крым и отодвинет его на второй план.

Что это за владыка, который в минуту опасности бросил свое стадо, — возмущенно говорил иногда в компании о. Андроник. — Этим он страшно скомпрометировал себя в глазах казаков. Войско не может уважать такого пастыря.

Осуждая князя церкви, он сам, однако, по-прежнему улетучивался в Евпаторию «ревизовать церкви», как только на востоке или севере собиралась гроза. Зато всякий новый успех «русской» армии окрылял радужными надеждами его пастырское сердце.

Все новочеркасское духовенство сгоню на молебен, как только войдем в свою столицу, — мечтал он в сентябре, когда наш корпус, совершив рейд на восток, занял на несколько дней г. Мариуполь и побывал даже на западной окраине Донской области. — Всех до одного. Устроим торжественный крестный ход кругом города. Пусть будет хоть Великий пост, — запоем Христос воскресе и отслужим по пасхальному чину. Впрочем, — с грустью заканчивал честолюбивый протоиерей, — тогда уже обязательно прикатит Гермоген.

Как и следовало ожидать, высокомерие о. Андроника вызвало оппозицию среди донского духовенства. Главным бунтарем оказался некий о. Александр, молодой попик, служивший в управлении корпусного священника писцом. Этот пастырь был очень славный малый, выпить не дурак, не враг и пожуировать, знаток веселых анекдотов и любитель крепкого словца. Неугомонного нрава, он скоро начал пикироваться с о. Андроником, а, когда последний стал наседать на него, раскопал и разгласил, что «корпоп» присвоил себе материю, присланную для духовенства всего корпуса. Черные вороны зашевелились, стали поговаривать о жалобе комкору. Всполошенный о. Андроник, забыв на время уловлять души человеческие, начал ловить менее стойких духовных отцов и задабривать их. Наконец, ему удалось расслоить оппозицию. Общая жалоба провалилась. Один смельчак дерзнул было жаловаться сепаратно, но был тотчас же уязвлен и изгнан в глубокий тыл. О. Александр, спасаясь от гнева «корпопа», поспешил устроиться приходским священником в громадном Б. Токмаке, ознаменовав начало своего пастырского служения обильным излиянием. Однако этим не закончились мелочи иерейской жизни. Глухая борьба донского духовенства с засильем о. Андроника перенеслась и за границу.

Наиболее любопытной фигурой из всего сонма духовных особ нашего корпуса был пленный дьякон Преполовенский. О. Андроник не разрешил ему священнодействовать, узнав, что у врагов он служил красноармейцем. Опоганил сан. Этот воинственный детина (только небольшой рост мешал ему сравняться с лесковским Ахиллой) и в нашем стане устроился рядовым в комендантскую сотню, облачился в казачью одежду, прицепил шашку и мастерски откозыривал офицерам.

Забавно было видеть его на походе. Его развалистая походка сразу выдавала, что это лыком шитый вояка. Он и сознательно утрировал свой воинский пошиб, изрядно потешая казаков-зубоскалов. Усердно, не по разуму, исполнял он приказания начальства, забористо ругался с бабами, грубо отшучивался от казаков. По праздникам же неукоснительно являлся в церковь и голосил на клиросе за дьячка.

Однажды, в дер. Ново-Васильевке, разыскивая штабного коменданта, я по ошибке забрел в хату, которую занимали казаки комендантской сотни. В чистой, светлой горнице на деревянной лавке сидел Преполовенский и читал библию двум «дидкам». Библия — необходимая принадлежность каждой молоканской семьи.

При моем появлении все вытянулись. Я поинтересовался, о чем они читают.

Так… из Нового Завета… Одну притчу, — смущенно ответил дьякон.

Да ты не бойсь, чего ж… Надо — что по-заглаза, то и в глаза, — сказал ему один «дидок» с окладистой бородой, видимо казак-старообрядец.

Худа ты не сказал… Господин полковник сами поймут это. Они ведь тоже человек с понятием, — заметил другой.

Тут, видите ли, зашла речь о моей службе у красных. Старики говорят: все там такие оголтелые, как ты. Уж, говорят, если бы ты был хорошим дьяконом, так дьяконствовал бы. А то — духовная особа, и пошел на фронт кровь проливать. Бес, говорят, ближе тебе, чем бог. И все вы там одинаковы. Много ли пошло путных людей к большевикам? Пусть, отвечаю им, будет так. Так всегда бывает. Христос это и в притче предсказал.