Под знаменем Льва - [19]

Отважное сердце варвара-северянина сильнее забилось при этих словах. Пересечь границу именно сейчас, когда счастье, казалось бы, отвернулось от мятежников, и впрямь могло бы оказаться для неприятеля полной неожиданностью. Конану отчаянно захотелось устроить такую вот дерзкую вылазку — даже не ради победы, но чтобы поднять боевой дух своего войска. Солдаты, пока, правда, потихоньку, начали уже уходить. А если течь не заделать вовремя, тоненькая струйка грозит быстро превратиться в потоп.

Киммериец за долгие годы странствий научился смотреть на все происходящее спокойно. И сейчас опыт подсказывал: надо поумерить пыл, ибо главное — сохранить остатки армии. По крайней мере, до возвращения Просперо. Если Гродер вернется с ним, то с такой поддержкой можно смело назначать и день, и час вылазки.

* * *

Распрощавшись за полночь с друзьями, Конан устремился в нежные объятия Альцины. Золотистокожая танцовщица всегда встречала киммерийца с радостью, но сегодня она лишь улыбнулась и легко выпорхнула из рук великана.

— Я приготовила тебе благороднейший напиток, мой повелитель. Достаточно ты наливался горьким пивом, как какой-то бродяга. Я съездила в Мессантию и привезла бутыль прекрасного вина, специально чтобы доставить тебе удовольствие, — сказала она.

— Кром! Девочка, сегодня я и так достаточно выпил. А сейчас вино твоих губ пришлось бы мне по вкусу больше, чем виноградный сок.

— Это вино разгорячит тебя, умножив твои желания и мое удовольствие, повелитель, — мягко продолжала настаивать танцовщица. Освещенная пламенем свечи, в длинном, шафранного шелка, почти прозрачном одеянии, которое лишь подчеркивало мягкие линии тела, она с очаровательнейшей улыбкой протянула киммерийцу кубок: — Я положила туда пряности, привезенные с моей родины. Мне так хотелось взбодрить тебя, мой повелитель. Неужели же ты откажешь мне в столь крохотном удовольствии!

В нетерпении глядя на ее бледное, словно луна, лицо, Конан сказал:

— Когда я слышу запах твоих волос, мне не нужны никакие пряности. Но если уж тебе так хочется, я, конечно, выпью.

Тремя большими глотками он осушил кубок, не обратив внимания на слегка горьковатый привкус, и отбросил сосуд прочь. Потом потянулся к прекрасной танцовщице, не сводившей с него внимательного взгляда. Но едва варвар собрался заключить подружку в свои объятия — полог шатра закружился перед глазами, все нутро пронзила нестерпимая боль. Конан попытался ухватиться за стойку шатра, но пальцы не слушались, и киммериец тяжело рухнул навзничь.

Альцина нагнулась над неподвижным телом. В угасающем сознании Конана лицо красотки плыло подобно туману, сквозь который ярко мерцали изумрудно-зеленые глаза.

— Кром! Ах ты, мерзкая ведьма! — простонал Конан. — Ты меня отравила!

Киммериец попытался было подняться, но тело его словно налилось свинцом. От усилия лицо побагровело, вены натянулись, варвар лишь едва приподнял голову. Задыхаясь от слабости, он снова ткнулся лицом вниз. Тут сознание его потускнело, залитый светом свечей шатер поплыл перед глазами, и Конан будто провалился в странный, тяжелый сон. Он различал слова, но не мог ни говорить, ни шевелиться.

— Конан, — позвала, наклонившись, танцовщица. Великан-северянин не отозвался. Нежный голосок прошелестел: — Наконец-то ты сдох, киммерийский пес! Скоро вы все встретитесь в преисподней!

Альцина спокойно села рядом с распростертым телом и вынула из-за пазухи амулет. Судя по отмерявшей время свече, до встречи с хозяином оставалось не менее получаса. Недвижно, как сфинкс, ждала она, пока пройдет время. Потом зажала обсидиановый полумесяц в ладони и сосредоточилась.

Далеко-далеко в Тарантии Зуландра Тху даже засмеялся от удовольствия, увидав на полу поверженного киммерийца. Колдун убрал магическое зеркало, кликнул слугу и приказал ему отправляться в королевские покои.

Хиау вошел в опочивальню, когда четыре крепкие обнаженные служанки делали Нумедидесу растирания. Скромно опустив глаза к плитам мраморного пола, Хиау низко поклонился и проговорил:

— Ваше Величество, мой хозяин прислал меня, дабы нижайше известить вас о том, что разбойник по имени Конан сегодня убит в Аргосе магической властью моего хозяина.

Хмыкнув, Нумедидес отогнал от себя служанок и сел.

— Вот как? Говоришь, убит?

— Именно так, Ваше Величество.

— Что ж, отличная новость, отличная новость. — Нумедидес в такт словам звонко хлопал себя по ляжкам. — Когда я стану… э-э… не будем об этом. Есть у тебя еще что-нибудь?

— Хозяин мой просит позволения сообщить о случившемся Амалиусу Прокасу и приказать ему немедленно войти в Аргос, дабы уничтожить остатки мятежников, пока они не нашли себе нового вожака.

Нумедидес отмахнулся:

— Сгинь, желтолицая обезьяна. Пусть хозяин твой делает все, что ему взбредет в голову. А теперь, девочки, продолжим.

Поздней ночью из Тарантии выехал к аргосийской границе гонец. Он вез запечатанный королевской печатью приказ Амалиусу Прокасу: не позднее чем через две недели всей мощью Пограничного легиона обрушиться на обезглавленное, обескровленное войско мятежников, вставшее под Знамя Льва.

* * *

А в шатре после магической беседы с колдуном танцовщица Альцина достала из дорожного сундука пажеский наряд и переоделась. Потом нашла на дне маленький медный ларец и открыла, повернув на крышке серебряного дракона. Ларец был доверху полон браслетов, колец, серег и других безделушек. Альцина долго рылась в них, пока не отыскала небольшую медную пластинку с надписью на аргосийском. Этот знак когда-то добыл для нее Квесадо — по нему на всех почтовых станциях Аргоса хозяева кидались менять лошадей без промедления. Альцина взяла табличку, выбрала из украшений самые ценные, спрятала за пояс, а болтавшийся на ремне кошелек наполнила золотом и серебром.