Под знаком змеи - [48]
Однажды, после раздачи еды, съев свой хлеб и бобы, Бастобалос стал обдумывать способ подойти к рабам и узнать, что у них на уме. Это было не так просто: солдаты-охранники не разрешали собираться больше, чем троим, вместе. Едва только возникала группка, как они подходили с кнутами и разгоняли ее. Люди поэтому держались обычно подальше друг от друга, особенно в минуты отдыха.
Все же толмач решил приблизиться к ним, — ночью их перегоняли в другое помещение, и он не смог бы с ними поговорить. Бастобалос был почти уверен: эти трое что-то задумали, — может, побег, а может, даже восстание.
Он посмотрел в сторону стражников. Им тоже принесли еду — из другого котла, — и теперь они делили ее, весело переговариваясь.
Рабы еще ужинали; кто поел, растянулся в тени. Одни перебирали камешки, другие чинили одежду или, приподняв головы, смотрели куда-то вдаль, — вероятно, уносились мыслями в родные места…
Бастобалос увидел вдруг, что к месту, где он сидел, шел, перешагивая через ноги рабов, мальчик, с видом независимым и высокомерным. Он был одет в белую мантию, обут в сандалии с золотой нитью, какие носили только мужчины богатых родов. Толмач подумал, что это дитя какого-нибудь знатного горожанина. Случалось, он видел среди рабов отпрысков тарабостас из Ольвии. Те намеренно посылали сюда детей, чтобы они привыкали к мрачным картинам рабства. Когда станут взрослыми, думали эти рабовладельцы, им не будет жаль тех, кого клеймит Кефаистос. Жалость к рабу считалась недостойным и опасным качеством, так как могла погубить их самих и весь их род.
Он ждал, что мальчик пройдет мимо, но тот замедлил шаг и остановился напротив, стал изучать его взглядом. Бастобалос увидел его глаза и изумился про себя: казалось, под высоким лбом мальчика взошли два цветка цикория — так светло и весело они смотрели на раба. Волосы его были собраны под венком из листьев; брови темные, маленький рот и лицо тонкое, как у девочки, освещенное улыбкой.
— А я тебя знаю, — сказал ему мальчик. — Ты Бастобалос, толмач.
— Допустим. И что за дело привело тебя ко мне?
Мальчик бросил взгляд на солдат. Но они его не замечали и даже не смотрели в его сторону, — тоже, должно быть, считали, что этот человечек, протопавший мимо них, — сынок кого-то из благородных.
— Кто ты? — спросил толмач; он понял, что стоявший перед ним отрок искал его с какой-то целью.
— Я Гета, — тихо прозвучал ответ.
— У тебя девичье имя?
— Я только по одежде мальчик… Молчи и слушай. Я рабыня. Как и ты и все здесь. Не спрашивай ни о чем, у нас нет времени. Как только тебя сюда привели, нам сообщили об этом, потому что ты самый решительный среди рабов и подбиваешь их на борьбу. Наш предводитель Аптаса хочет, чтобы у тебя в руках были все нити восстания; вместе с нашими людьми ты первым схватишься с охраной, а Аптаса постарается помочь: вы перепилите цепи и подниметесь, когда он подаст знак. Все разом со всех сторон… Знай, что твои слова «Libertas seu mors!» стали призывом для тех, кто уже спилил цепи и носит их только для видимости. Они готовы сбросить их в любую минуту… Подумай обо всем этом и делай, что можешь. А можешь ты много, потому что умеешь разговаривать со всеми рабами… Возьми это!.. — Гета быстро сунула ему в руку кусок железа с острыми и жесткими краями. Это была небольшая пила.
— Доброго мира! — попрощалась она. И отошла.
Бастобалос ответил ей кивком головы. Она беспечно прошагала мимо тех трех рабов, к которым он хотел подойти, и небрежно махнула им рукой, будто у нее не было другого более важного занятия, чем прогуливаться тут.
Бастобалос был радостно взволнован. Его замысел начинал осуществляться. Уже в эту ночь он перепилит свои цепи и передаст пилу другим, чтобы все были готовы к началу схватки.
Обед окончился. Стали слышны звуки бичей, грубые окрики. Люди снова поднялись на работу. Когда, звеня цепями, они двинулись — одни к большому порту, другие — к малому, он услышал позади себя как бы условный знак: «Libertas seu mors!» Эти слова произнес молодой раб с упрямыми глазами.
— Свобода или смерть, — ответил ему Бастобалос.
— Меня зовут Хорат, — проговорил тот, поравнявшись с ним. — Хочу показать тебе моих друзей — Севта, Дзиду, Рату.
Те трое, с которыми Бастобалос хотел познакомиться, оказались совсем близко: один впереди, двое — по сторонам; они будто случайно окружили его. На них были те же грубые одежды, что и на остальных, только волосы перетянуты, по обычаю даков, обручем из лозы.
— Теперь мы знаем друг друга, — проговорил Хорат. — Гета подала нам знак, что ты получил пилку. Тебе остается поднять людей. Мы выбираем тебя старшим.
— Вы люди предводителя?
— Да, Бастобалос. Если боги помогут нам освободиться, мы возьмем тебя в нашу Хорибу.
— Да сбудется то, чего вы желаете. — Толмач вымученно улыбнулся.
Вскоре его выбрали старшим и рабы других племен.
…Все больше цепей было подпилено так, чтобы в решающую минуту их можно было разорвать и обрушить на охранников.
Глава восьмая
КИНЖАЛ АЛУЧЕНТЕ
Аптаса каждый день видел Роместу: она приходила то о чем-то спросить, то помочь, то поговорить о восстании. Ей казалось, что он может изменить их судьбу, но по каким-то причинам не торопится это сделать.
«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.