Под знаком змеи - [21]
Четверо юношей-пастухов взяли по овце на спину, а под мышки по ягненку и спустились к реке, где ждал Алученте. Когда они вязали ноги овцам, чтобы уложить их в лодку, послышался голос с холма:
— Погодите, люди! — К ним шла высокая девушка в длинных белых одеждах. Волосы ее были разбросаны по плечам. — Возьмите и это. — Она протянула Алученте головку сыра. — Вы, наверное, проголодались, закон пастухов требует, чтобы мы вас угостили. — Глаза у нее были ясные, цвета олив.
Алученте взял дар и застыл с ним в руке. Их взгляды встретились лишь на мгновение, но это было подобно блеску молнии, высветившей траву и небо и слившей их воедино.
В лодке блеяли овцы со связанными ногами, но юноша, стройный и высокий, как молодая ель, не слышал их. Узкий колчан со стрелами, лук и козья шкура, как черное крыло за спиной, волосы, схваченные лозой, — все в нем было притягательно для глаз. Пастушка не отводила от него взгляда.
— Если я и завтра сюда приду, ты мне дашь снова головку сыра? — спросил Алученте взволнованно.
— Подарок — потому и подарок, что не дарится каждый день, — ответила девушка с улыбкой. — Смотри не упусти его из рук…
— Твои слова остры как стрелы.
— А сам ты похож на гибкий лук…
Пастухи, что принесли овец, направились в гору. Басчейле сел на весла и приказал сыну оттолкнуть лодку.
— Спасибо за подарок, — сказал мастер девушке. — Поклон твоему деду.
— Доброго пути!
Алученте прыгнул в лодку, и они отчалили от берега. Девушка осталась на берегу одна, провожая их взглядом, пока они не скрылись за первым поворотом реки.
Обратный путь был легче и показался им короче. Они только однажды остановились, чтобы нарвать молодых побегов для овец. Потом гребли изо всех сил днем и ночью; дорога уже не таила неожиданностей: они знали все коварные места реки, опасные скалы вдоль берегов и избегали их.
Время года было, зеленое, с каждым днем становилось теплее. Лодка со странным божеством на корме легко перескакивала с волны на волну — только брызги летели во все стороны. Путники уже искали глазами поворот, за которым откроется их ивовая лощина…
Дома все было по-прежнему. Ни один человек не появился ниоткуда, ни один зверь не вышел из лесу.
Ептала и Мирица обрадовались овцам, приласкали ягнят и стали прикидывать, какого оставят на развод, а какого пожертвуют Марсу Гривидиусу.
Два или три дня они занимались только своей маленькой отарой. Басчейле и Алученте принесли из лесу колья, прутья и построили надежный загон, чтобы животных не утащили хищники. Женщины отправились к горловине ручья и нарезали тростника для крыши.
Скоро Ептала делила за столом не только заячье или голубиное мясо, но и давала всем по кружке теплого молока. У них не было только хлеба…
Постепенно жизнь наладилась. Басчейле выбрал место за хижиной для своих колод и инструментов. С северной стороны он построил плетень; немного отступя, воткнул высокие колья и сложил небольшую крышу из тростника, на которую набросал сухой травы. Получился навес. Тут он строгал, мастерил, здесь и отдыхал; под навесом ему приходили в голову хорошие мысли.
Мирица тоже не сидела сложа руки — она плела циновки из камыша, чтобы украсить хижину. Ептала ухаживала за овцами и непослушными ягнятами, следила за посевами на плато, за коноплей у горловины ручья.
Однажды она увидела на поле следы диких кабанов и испугалась, как бы звери не погубили посевы. Теперь она собирала колючий хворост и огораживала им поле, которое с каждым днем становилось все зеленее и красивее.
В отличие от остальных Алученте продолжал жить жизнью скитальца-охотника. С вечера он готовил стрелы и отправлялся либо в лес, либо к излучине реки, где была обрывистая скала, поросшая кустарником, с белыми гладкими камнями у вершины и полоской золотистого песка у подножия. В течение всего дня дичи для охоты хватало — он приносил домой то зайца, то двух или трех перепелок, иногда голубей, куропаток, даже вальдшнепов.
Когда не хотелось охотиться, Алученте брал невод, сталкивал лодку на воду и принимался рыбачить.
Подходил к концу месяц цветов под знаком Вола.
Басчейле вспомнил, что пора построить алтарь для принесения жертв богам, в первую очередь Марсу Гривидиусу. Откладывать дальше было нельзя по двум причинам: во-первых, барашек был обещан пастухам еще под знаком Овна и не полагалось нарушать обещание; во-вторых, это необходимо было сделать перед лицом богов: Марс Гривидиус слал им благосостояние — посевы Епталы поднялись так высоко, что в них могла скрыться ворона; ягнята обрастали шерстью и крупнели не по дням, а по часам.
Гон зверей и токованье птиц слышны были перед весенним равноденствием и давно закончились. Зубр уже не ревел и не бил о землю копытом. Куропатка водила за собой птенцов…
Это было время, когда свет, копившийся в тишине долин, сверкающим блеском ложился на воду, а над молодыми травами и цветами плавали невидимыми облаками целебные лесные запахи. Небо отражалось в ручьях, которые то резвились в своих руслах, то спокойно растекались по долинам. Птицы без конца пробовали голоса, вознося хвалу и славу солнцу, будто в мире не было ничего страшного — ни войн, ни смертей, а была только эта весенняя благодать…
