Под запретом - [4]

Я достигаю последней ступеньки и вижу, что мама уже практически извелась от ожидания. Она очень привлекательная женщина, но на ее лице постоянно отстраненная, холодная маска безразличия, и знаете, я не припоминаю, чтобы она сменялась на более оживлённые эмоции.

— Честное слово, Эмили, почему ты всегда опаздываешь, — с упреком говорит мама.

Я вздыхаю.

— Я не опоздала, мама. Я спустилась в ровно оговорённое время.

Она берет свою сумочку и, проходя мимо большого зеркала в холле, быстрым взглядом осматривает себя. Поправляя свою идеальную прическу, она приглаживает и поправляет ладонью воображаемые выбившиеся из прически локоны, затем разворачивается и говорит немного сердито:

— Ты же знаешь, что я ужасно не люблю опаздывать, а что если мы попадем в пробку?

Теперь я вздыхаю немного громче.

— Значит, тебе следовало мне сказать, чтобы я спустилась чуть раньше запланированного времени.

— Не смей поучать меня, — жёстко выплевывает она. — В данный момент я нахожусь под ужасным давлением, потому что именно я организатор благотворительного вечера, который посвящён Бостонской больнице, и мне сейчас меньше всего надо, чтобы ты нервировала и давила на меня ещё больше.

Это означало, что нет смысла даже открывать рот, поэтому я кратко выдавливаю сквозь зубы:

— Да, мама. Прости, мама.

Но мне даже не жаль, сейчас мне совершенно безразличны ее слова.

Да, я прекрасно понимаю, что это очень плохо, но знаете, иногда мне кажется, что только так я могу вытянуть из неё хоть какие-то крупицы эмоций, пробраться к ней под кожу и увидеть, какая она на самом деле за фасадом холодной, равнодушной маски. И если я смогу увидеть там что-то правдивое, настоящее, значит, она умеет чувствовать хоть что-то кроме презрения, осуждения и антипатии по отношению к другим людям

Я следую за ней к выходу из дома, и мы садимся в лимузин, который, похоже, ожидает нас тут уже некоторое время. Когда мы усаживаемся, тут же поднимается перегородка, которая отгораживает нас от водителя, и она впивается в меня своим взглядом.

— Ты уже решила, какую выберешь специальность после окончания Колумбийского? Пришло время сделать заявление для прессы.

Я прекрасно понимаю, что это означает. Она не спрашивает у меня, она хочет, чтобы я ответила положительно на то, что она выбрала для меня. Она ожидала, что я пойду в юриспруденцию или медицину. Или, она была бы ужасно счастлива, если бы я встретила богатого холостяка, он бы на мне женился, и мы бы растили идеальных малышей.

— Я все ещё не приняла решения, — бормочу я невнятно.

Вообще-то это не совсем так, решение я приняла уже много месяцев назад: я хочу пойти учиться на журналиста, потому что мечтаю быть спортивным обозревателем, правда, для моих родных эта новость будет подобно грому среди ясного неба, эффект будет тот же, как если бы я им сказала, что хочу стать стриптизершей.

— Как это ты ещё не решила?! Мы же уже говорили об этом! Ты можешь выбрать одно из двух: юриспруденцию или медицину.

В данный момент я не настроена ругаться с ней, поэтому просто говорю:

— Я не могу выбрать из двух. Я ещё думаю, взвешиваю все за и против...

— Ну что ж, не думай слишком долго, потому что я хочу озвучить это прессе, как только ты окончательно определишься с выбором. Этот милое крохотное домашнее событие может пойти на пользу карьере отца. Репутация играет важную роль, нам нужно показать, что мы достойная семья.

Естественно. Все это только ради того, чтобы помочь воплотить мечты отца стать политиком и прийти к власти. Никто и не думает о моём внутреннем счастье и равновесии, а также удовольствии от работы.

Продержись ещё одну неделю, и ты уедешь отсюда, будешь свободна.

Мама внезапно меняет тему разговора на ещё более отвратительную.

— Эмили, ты помнишь, что в выходные твой папа дома, и мы собирались посетить званный ужин, приуроченный к сбору средств у Стэна и Марго Крафтов. Я пригласила Тодда быть твоей парой.

Я краснею, затем начинаю раздраженно говорить:

— Что? Тодда?!

— Да, именно его, милая, он такой очаровательный молодой человек, и, если ты дашь ему шанс, он тебе докажет это.

Я ужасно раздражена, и это ещё мягко сказано.

— Ты не можешь сводить меня с моим бывшим парнем, мама. Ты попросту не имеешь на это права! Я никуда с ним не пойду.

Она даже не моргает, когда мгновенно отвечает:

— Это даже не обсуждается, ты обязательно пойдешь с ним. Потому что его отец — один из важнейших политических спонсоров твоего отца.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоить себя. Я дружила и встречалась с Тоддом Фулгрэмом в старшем и выпускном классах школы. Сначала наши отношения были нормальными, даже приятными, но потом мы провели ужасные летние каникулы перед колледжем. Он был очень мил, щедр и образован, даже иногда забавен. Он добивался от меня в течение многих месяцев, чтобы именно ему я подарила свою первую ночь.

Вскоре я сдалась его напору и подарила ему свою девственность. Это было ужасно.

Затем он стал невыносимым.

Тодд стал злым и постоянно пытался в своих разговорах оскорбить или задеть меня. Он, казалось, большую часть времени, был недоволен мной, родителями и всем окружающим миром. Я могла сдерживать силу его гнева, потому что была честной и умела реагировать на его выпады. Я была идеальной парой для него.