Под вуалью - [55]

— Спасибо, доктор. — На Рослин был белый халат специально для нее принесенный доктором Сулейманом, и он ей очень шел. — Нанетт так добра ко мне, что я рада, что теперь могу хоть что-то сделать для нее.

— Боже правый, ну как же независимы эти британцы!

— И она чисто по-гальски воздела руки к небу. — Вы посмотрите, только теперь это дитя счастливо! Она отплачивает мне за то, что я когда-то сделала для нее!

— Ну, будет вам, Нанетт. — И Рослин принялась деловито поправлять подушки в изголовье. — Вы сейчас переутомитесь и не сможете принять посетителей.

Даже будучи больной и лежа в постели, Нанетт хотела выглядеть настоящей женщиной. После ухода доктора Сулеймана она причесалась и привела в порядок лицо.

— Если я буду бледной и непричесанной, то я обязательно расстрою своих внуков. — Нанетт внимательно изучала свое отражение в зеркале, которое держала Рослин. — Эта ночная рубашка — не самый шикарный наряд, не правда ли? Ты знаешь, на свадьбе у меня было небесно-голубое шелковое платье. Это был любимый цвет моего мужа. Он говорил мне, что мои глаза даже ярче голубого неба пустыни!

— Они просто восхитительны! — уверяла ее Рослин.

— Мужчинам нравится, когда у женщин красивые глаза, — улыбнулась Нанетт. — У тебя они огромные и просто обворожительные, малышка! Это твое истинное сокровище!

— Но ведь это серые глаза ведьмы! — С легкостью произнесла Рослин. — Мне нужно быть очень осторожной, чтобы не навести на кого-нибудь порчу.

И в тот же момент в дверь постучали. В комнату вошел тот, кто сказал ей о том, что у нее серые глаза ведьмы.

Хотя в комнате Нанетт было великое множество цветов, он принес еще один, в горшке. У растения были сиреневато-малиновые цветы. Он направился прямиком к кровати Нанетт и, склонившись, поцеловал ее в щеку.

— Спасибо за цветок, Дуэйн, и пожалуйста, садись!

Ты такой высокий, что я могу сломать шею, если мне придется смотреть на тебя, пока ты стоишь, мой дорогой!

Он опустился на стул, который подозрительно заскрипел под тяжестью его тела.

— Я чувствую себя как слон в посудной лавке, — и он метнул взгляд в сторону Рослин. — Как ведет себя ваша пациентка, сестра? Не причиняет ли она вам хлопот?

— Нет, ничего такого, с чем я не могла бы справиться.

— Рослин нюхала цветы, которые только что принес Дуэйн, пытаясь скрыть свое удивление, каким же неуклюжим он казался здесь в окружении изящной французской мебели.

Совершенно очевидно, ему было гораздо удобнее в простой и даже какой-то дикой обстановке его собственного жилища.

— Каждый день я вижу определенное улучшение, Нанетт, — обратился к ней Дуэйн. — Бен Сулейман хорошо знает свое дело.

— Я его очень люблю, за исключением тех моментов, когда он делает очередной укол мне в руку. — Нанетт смотрела на пакет, который не выпускал из рук Дуэйн. — Что у тебя там, очередной подарок для меня?

— Ты — француженка до мозга костей, — поддразнил ее Дуэйн. — Здесь же может быть мое белье из стирки, но ты, в свойственной тебе манере, не можешь предположить ничего иного, кроме того, о чем ты уже сказала.

— Ну, конечно же, ты что-то принес мне, — а, может быть, и моей медсестре. Может, это коробочка конфет? — Хитро добавила Нанетт.

Он посмотрел на Рослин, вскинув брови, и вынул из пакета очаровательную музыкальную шкатулку, которая так неестественно смотрелась в его мужской гостиной.

Он поставил ее Нанетт на кровать.

— Для тебя, моя красавица, — тихо произнес Дуэйн.

— Я подумал, она сможет тебя развлечь!

Нанетт дотронулась пальцами до танцовщицы, и неожиданно слезы навернулись на глаза.

— Но Дуэйн! ты же всегда обожал эту музыкальную табакерку! Она принадлежала Селесте, твоей дорогой матери. Я и думать не могла о том, чтобы попросить ее у тебя!

— Я хочу, чтобы она была у тебя, Нанетт. Это ведь ты подарила ее maman. Она все еще играет, а девушка танцует. Посмотри, я ее сейчас заведу! — И вот зазвучала мелодия, а танцовщица в такт музыке исполняла свои пируэты.

Рослин была околдована танцующей фигуркой, но когда она посмотрела на Дуэйна, то в его глазах она увидела боль и гнев. Эту боль он ненавидит… Он порывисто встал и подошел к резному окну, выходящему на балкон. Огненно рыжими казались его волосы в лучах солнца. Высокий, сильный и неприступный перед лицом этой боли… во всяком случае, так казалось Рослин.

Когда музыка смолкла, он повернулся к Нанетт.

— Это женская безделушка, — сказал он. — Я хочу, чтобы она была у тебя.

— Но, дорогой, я знаю, как много значит для тебя эта вещица твоей матери, — но, посмотрев на него, Нанетт тут же добавила, что она с удовольствием принимает этот подарок и благодарит его за доброту.

— Иди сюда, — и она похлопала по покрывалу на кровати. — Иди сюда и поговори со мной! Расскажи мне, как идут дела на плантациях, и какой ожидается урожай.

Рослин вышла, оставив их вдвоем. Она спустилась вниз, прошла мимо салона, где Изабелла и Тристан работали над последним актом оперы. Музыка сопровождала ее по дороге во Двор Вуалей, необычная восточная мелодия, которая быстро врезалась в память. Сев под деревом, она продолжала слушать долетавшие до нее звуки.

Рослин знала, что когда Нанетт поправится, она соберет чемодан и отправится в Англию. Ее время уезжать уже почти наступило…