Под вуалью - [44]

— Извини, что не знаю никаких колыбельных. Когда я был совсем маленьким, моя няня из индейцев пела мне одну, то тебе она, наверное, покажется очень странной.

— Ты, видно, мальчишкой был таким же диким, как индейцы, — сквозь дрему произнесла Рослин.

— Это было неизбежно, особенно, когда… — он вдруг остановился, и Рослин почувствовала, как он беспокойно заворочался. — Забавно, я имею в виду любовь. Любовь к месту, так же как и любовь к человеку. Она проникает внутрь человеческого существа.

— Ты жалеешь, что уехал из джунглей? — спросила Рослин.

— Я не о себе, — ответил ей Дуэйн спустя некоторое время.

— Я думала…

— Нет. Я не жалею. Я все равно так никогда не прочувствовал до конца той жизни, как мой отец. Для него там был и его дом, и смысл его жизни, и игра.

Из разговоров с Нанетт Рослин знала, что Дуэйн был скрытным человеком, особенно, если это касалось его личной жизни, а потому она была вдвойне удивлена, что именно с ней он говорил о своем отце. Может быть, необычность ситуации способствовала столь дружескому расположению? Темнота скрывала их друг от друга, и, возможно, Дуэйн думал, что говоря с ней об отце, он сможет внушить ей спокойствие, и она перестанет нервничать, что осталась с ним одна.

— Наверное, ему было тяжело уезжать из тех мест, — сказала она. — Нанетт рассказывала мне, что он вернулся в Англию, и именно поэтому ты согласился управлять плантациями в Дар-Эрль-Амре.

— Он устал и был болен. Несмотря на то, что он любил те места, джунгли могли бы убить его. В конце концов, он согласился и вышел на пенсию, поселившись в Лоубойз, в графстве Кент, в маленьком загородном доме, оставленном ему братом.

Дуэйн замолчал, а лягушки все продолжали задавать свои вопросы.

— Ты устала, — сказал он через некоторое время. — Должно быть, хочешь спать.

— Эта усталость и не дает мне заснуть, во всяком случае — пока, — ответила Рослин. — Если у тебя есть желание говорить, то мне приятно было бы услышать твой рассказ.

— Как детям перед сном, да?

— Да, — ответила Рослин. Дети в спальне сиротского приюта. Она никак не могла вспомнить это место, где выросли и она, и Джульет Грэй. Сиротский приют — не лучшее место на белом свете. Она никогда не знала теплоты и родительской ласки. Поэтому ей очень хотелось, чтобы Дуэйн продолжил свой рассказ об отце.

— А как живется твоему отцу в Англии? — спросила она.

— Лучше, чем я предполагал. Его письма стали веселее, чем были. Пару лет назад я писал ему, чтобы он переехал ко мне в Дар-Эрль-Амру, но он не согласился. Он сказал, что все здесь наполнено воспоминаниями, а у него нет сил встретиться с ними вновь. Он так и живет в Лоубойз и, кажется, нашел в той жизни свои преимущества. Там любому понравится.

— А ты был там? — Рослин почему-то никак не могла представить Дуэйна в тихой сельской местности.

— Я взял отпуск и поехал туда вместе с отцом, когда он ушел на пенсию. В Лоубойзе некоторое время никто не жил, а потому его нужно было привести в порядок — отремонтировать и подновить. Мы все это сделали сами, потом разбили сад за домом и построили птичник, где отец собирался заняться разведением кур. Это было так непохоже на то, чем обычно раньше занимался отец. И для меня это было тоже новым. Дом в стиле Тюдора с деревянным крыльцом. Рядом кусты жимолости, своими ветвями как бы образующие навес над ступенями. Запахи утесника, хмеля, сохнувшего в печке.

— Я знал, что для того, чтобы как следует там обжиться, потребуется много времени, и я предложил отцу, что останусь с ним, найду работу, но он и слышать об этом не хотел. Если человек принес в жертву работу, которую он любил, то в конце концов, он зачахнет и станет никому не нужным, так он говорил. Без него в джунглях уже было совсем не так, как раньше, и поэтому я с радостью воспользовался предложением Нанетт. Новые обстоятельства, и работа, которую я знал и любил.

Некоторое время стояла тишина. Затем Дуэйн добавил: — Джунгли хранили воспоминания, а я уже не мог с этим справиться. Я не думаю, что когда-нибудь снова вернусь туда.

Он больше ничего не говорил, и Рослин решила, что он заснул. Укрывшись парусиной и согревшись, она лежала и думала о том, что же произошло с ней в течение последних часов, с того самого момента, когда Дуэйн заставил ее споткнуться в танце. как она его тогда ненавидела. А теперь… теперь она не знала, что же о нем думать.

В раздумье веки ее отяжелели, она уснула. Кругом все стихло.

Лучи утреннего солнца заглянули в окно лодочного гаража. Пройдясь по помещению, солнце остановилось сначала на лице девушки, а потом и мужчины, спящих в разных концах одной из лодок. Мужчина спал, уткнувшись лицом в крепкую загорелую руку. Девушка под лучами солнца зашевелилась. Через несколько минут она уже открыла глаза и стала, прищурившись, оглядываться вокруг.

Боже, где она?

Она села и тут увидела спящего Дуэйна.

Почувствовав боль в плече, она тотчас же вспомнила приключения вчерашней ночи. Была ужасная гроза. Шел проливной дождь, сверкали молнии, одна даже расщепила ствол могучей пальмы. Дорожку к гостинице совсем смыло, и Дуэйн сказал, что они должны остаться здесь до утра.