Под волнами Иссык-Куля - [2]

Помощь явилась неожиданно в лице одного из инструкторов подводного спорта — Василия Казокина, который занимался с нами в бассейне. Он был начальником спасательной станции в поселке Косино под Москвой. Зная о моем затруднительном положении, водолаз предложил; «Приезжай в Косино. Будешь проводить учебные погружения в озере у меня на станции, часы тебе засчитают».

О первом погружении в открытом водоеме у меня сохранилась запись. Привожу ее полностью:

«Хотя начался июнь, температура воды не превышает 9 °C. Погружаться можно только в гидрокостюме.

Надеваю настоящий водолазный шерстяной свитер, чуть не в палец толщиной, водолазные рейтузы и мягкие меховые полусапожки. Потом меня запаковывают в резиновый комбинезон, натягивают резиновый шлем, навешивают грузы, закрепляют акваланг, подключают к шлему воздух и обвязывают сигнальным концом. Сразу становится тяжело и жарко. Поднимаю правую руку вверх: «Готов к спуску». Казокин хлопает меня по плечу: «Пошел!»

Неуклюже, переваливаясь, вхожу в воду по пояс. Комбинезон, из которого вода вытеснила воздух, плотно охватывает ноги. Когда вода достигла шеи, я испытал нечто подобное «объятиям железной девы» (во время инквизиции существовало такое орудие пыток: человека заключали в металлический панцирь, состоявший из двух частей, которые постепенно сжимали). Наконец озеро смыкается над головой, и тут я чувствую полную беспомощность: идти дальше не могу, так как вода выбрасывает меня, но и плыть невозможно. Вспоминаю, что Казокин рекомендовал передвигаться по дну на четвереньках. Так и делаю. Правда, ноги мои всплывают, я упираюсь в дно только руками и, перебирая ими, продвигаюсь вперед, подымая тучи ила. Видимость равняется нулю — вокруг меня какое-то светло-бурое месиво. Через толстые резиновые перчатки ощущаю мерзкий, податливый ил. Как не походит это неуклюжее ползание по дну на свободное плавание в прозрачной воде бассейна, где ты все видишь, где видят тебя и всегда могут прийти на помощь!

Сквозь мутную воду еще пробивается свет, но чем дальше я продвигаюсь, тем становится темнее. Останавливаюсь, переворачиваюсь на спину: где-то на неопределенном расстоянии расплывается тусклое пятно, обозначающее поверхность воды. На какой глубине нахожусь, представить невозможно. Боли в ушах не испытываю и поэтому решаю, что глубина не превышает четырех метров, — именно на такой глубине у меня начинали болеть уши при погружениях в бассейне.

Продолжаю пробираться дальше. Какое расстояние удалось проползти еще, сказать трудно. Остановился тогда, когда окончательно выбился из сил и решил осмотреться. Меня окружает сплошной мрак. Где же поверхность? Начинаю вертеться, но со всех сторон мрак одинаково непроницаем. В голове проносится мысль: потерял ориентировку! Мной овладел страх. Его нельзя сравнить со страхом человека, заблудившегося в темноте на суше, потому что на суше человек все же ощущает почву под ногами. У меня же нет точки опоры. Ил оказывается настолько мягким, что я барахтаюсь в нем: тело нигде не может опереться на что-нибудь твердое.

Мечусь во все стороны, работаю что есть мочи руками и ногами, пытаясь всплыть. Некоторое время мне кажется, что я всплываю. Задираю голову, надеясь увидеть желанную поверхность воды — тусклое светлое пятно, но оно не появляется. От чрезмерных усилий начинаю тяжело дышать, воздуха явно не хватает, задыхаюсь! Тотчас мне представляется, будто я нахожусь под водой уже сорок минут, а значит запас воздуха в баллонах акваланга приходит к концу! В состоянии паники мысли работали сбивчиво. И все же вспоминаю, что сориентироваться под водой можно по пузырькам выдыхаемого воздуха: ведь они подымаются вверх. Но в полном мраке я едва слышу за спиной бульканье, увидеть пузырьки не удается, Появляется непреодолимое безумное желание: сорвать с головы резиновый шлем. Кажется, только так и можно спастись. Толстыми резиновыми перчатками пытаюсь схватить и потянуть шлем — напрасно, это неосуществимая затея. И тогда я перестал двигаться. Не потому, что у меня ослабевает воля к спасению, нет! Просто окончательно выбиваюсь из сил, к тому же сказывается нехватка воздуха.

Очевидно, я лежу на грунте, хотя этого не ощущаю. Не двигаюсь и не напрягаюсь. Дыхание постепенно приходит в норму: первый приступ панического страха проходит. Вспоминаю основное правило водолаза: если с тобой случилось под водой несчастье, не поддавайся панике, осмотрись, хорошенько обдумай свое положение, а потом — действуй! Хорошо говорить «осмотрись»! Мне остается только думать… Не знаю, до чего бы я додумался, но вдруг все сомнения разрешаются очень просто: что-то сильно дергает меня за поясницу — мне подают сигнал с поверхности: «Как себя чувствуешь?» Тотчас соображаю, что я ведь привязан к сигнальному концу, по которому без труда найду дорогу из непроницаемого мрака. Нащупываю веревку и в свою очередь сильно дергаю ее один раз: «Чувствую себя хорошо!» Нет, в этот момент я не хвастал и не лгал: ощутив связь с миром света, я действительно почувствовал себя замечательно!

По веревке довольно быстро выбираюсь на мелководье, затем на берег. С меня снимают шлем. Должно быть я уже вполне успел овладеть собой, так как Казокин поощрительно хлопает меня по плечу и говорит: «Для первого спуска в комбинезоне — хорошо! Ты отлично ходил». Я кажусь себе отчаянным трусом и потому с горечью отвечаю: «Что же тут отличного. Я же был на глубине четырех-пяти метров». Казокин насмешливо смотрит на меня: «Я вытравил на тебя больше пятидесяти метров сигнального конца. Значит, ты дошел до глубины десять-двенадцать метров. Уж это озеро я знаю как свою комнату, семь лет на нем работаю».