Под водой - [3]

Солнце, тишина, усыпляющий гул воды в ушах укачивали его, погружая в полудрему, которой только легкая прохлада реки не давала сделаться полной. Выплывая из тени на солнце и вновь заплывая в тень, он смотрел на выжженную небесную синеву, испещренную раскаленными листьями. В мозгу, подобно сновидениям, проносились мысли. Роскошные детские мечты. Эта спокойная речка вызывала их, как никогда не вызывали ни школа, ни дом. Хрупкие мальчишечьи кости в мгновение ока вытягивались, уподобляясь по строению и прочности мужским; его детский ум, нетерпеливый и неустойчивый, преисполнялся великой мудрости; все: слава, честь, богатство — достигалось с той легкостью, с какой завоевываешь призы на ярмарке.

Питер был сугубо практический парень. Когда это настроение пройдет, он бросит свои фантазии и вернется к житейским делам, которые его ожидали. Мечтания составляли принадлежность реки, та же была настолько в его власти, что он имел все права заполнить ее собою, в натуральную величину и даже больше.

Внезапный шум — кто-то продирался сквозь кустарник — резко вывел его из забытья. Кто-то приближался. По-прежнему лежа на спине, он стал пристально вглядываться из-под руки. Кусты раздвинулись, из них вылезла, чуть не свалившись в реку, пеленая, смехотворная фигура.

Это была женщина в красном макинтоше. Уже не очень молодая и такая толстая, что рукава макинтоша обтягивали ее руки, точно шкурка — красные колбасы. Зеленая, полумесяцем, шляпа с вуалеткой в мушках закрывала один глаз, тогда как другой яростно сверкал среди мушек. Она была бы смешна, если бы от нее, от ее крутой и пространной веснушчатой, красной груди, ходуном ходившей под разорванной блузкой, от ее сбившихся на шею медных волос, от жуткой, побагровевшей кожи ее лица не исходило что-то леденящее.

Она до того запыхалась, что стояла и не могла говорить, только протягивала к Питеру руки, подзывая его страшным жестом. Он, не отрываясь, в ужасе смотрел на нее, а она сверкала на него единственным видимым глазом. Женщина внушала ему страх, заражая собственным смертельным страхом. Он подумал, что она сумасшедшая; его кожа зудела, и он отступал, пятясь в воде задом.

Она нечленораздельно крикнула:

— Выходи! Выходи, ради бога!

Он смотрел на нее, разинув рот, она через плечо оглядывалась назад, в ту сторону, откуда пришла, и ее руки тянулись к нему так, точно она и в самом деле могла вытащить его на берег.

Питер не двигался. Эти руки, эта огромная веснушчатая грудь, выпиравшая из хлипкого макинтоша, оскорбляли его невинность. Он попытался отвести глаза в сторону, но ее физическая сила чуть ли не гипнотизировала его — не сила жил и мышц, а сила могучей животной плоти.

— Выходи! Выходи, идиотина! — Она стояла на самом краю берега, наклонившись к нему. — Ты должен мне помочь! Слышишь? Мне нужна помощь!

Питер медленно приблизился к берегу, но когда она протянула руку и попыталась схватить его, он отпрянул назад.

— Повернитесь, пожалуйста, спиной, пока я доберусь до одежды.

Его голос прозвучал тонко и смешно; глаз женщины сузился.

— Чтоб ты мог пробежать к ней? Думаешь, мне интересно смотреть на такого головастика, как ты? Вылезай!

Питер не двигался с места, держась на воде в вертикальном положении; лицо его раскраснелось, но оставалось неумолимо. Она бранила его, употребляя слова и угрозы, от которых лишь ярче разгорался румянец на его щеках. Он все равно не двигался, уставясь мимо нее на круглое солнечное пятно на стволе дерева.

— Ах, ради бога! — Она повернулась к нему спиной. — Вылезай и надевай брюки. Если только твоя скромность не требует, чтобы ты надевал их в воде!

Питер не сказал ничего. Он карабкался по скользкому берегу, пытаясь добраться до развешанной на ветке одежды. Едва он продел ноги в штанины, она, обернулась; с пылающими щеками и жутким ощущением тошноты в животе, он натянул брюки на мокрое тело.

Она, не отрываясь, глядела на него сквозь листву, и у него было такое чувство, будто она глядит сквозь его тело и видит что-то по ту сторону.

— Там идет человек, он собирается меня убить, — сказала она и с наводящей ужас осторожностью отвела в сторону лист. — Я больше не могу бежать. Придется остаться здесь. И тебе тоже. При свидетеле он меня пальцем не тронет — кому охота болтаться за это в петле…

Он раньше нее услышал тяжелый топот шагов по иссохшей земле. Она заметила его взгляд и обернулась к просвету между кустов, откуда она вышла.

Инстинктивно Питер пригнулся так, что его стало не видно, скрутив рубашку в комок и прижав ее к груди. Когда мужчина подошел, у него был почти такой же жуткий вид, как у женщины. Почти, но не совсем, потому что он был мужчина и хотя и наводил страх, он не вызывал подспудного странного, завораживающего чувства. Он был громадный — Питеру казалось, что оба, и мужчина, и женщина, были каких-то гигантских размеров, тогда как сам он съежился, превратившись во что-то крошечное и бескровное, вроде мошки, а речка стала просто бурой канавой.

Мужчина стоял на обрыве, уставясь на стоявшую внизу женщину. У него почти не было шеи, и весил он, наверно, под сотню килограммов. Маленькая, плоская головка торчала из плеч, сообщая ему сходство с черепахой — то же тугодумие, исполненное тревоги и ощущения поражения, которое в данный миг контрастировало с его настроением.