Под угрозой - [5]

Его недовольство было почти невидимым — мгновенный всплеск в глубине глаз. А затем со спокойной улыбкой, как будто чтобы заверить Лиз, что все будет хорошо, он согласился.

Его храбрость поразила Лиз. Она молила Бога, чтобы ей никогда не пришлось встретиться с Сарфразом и Рухсаной Дин, чтобы сообщить им, что их сын отдал жизнь за свою веру и за свою страну.

— Тяжелый случай? — спросил Дэйв Армстронг из-за соседнего стола.

— Ты знаешь, как бывает, — сказала Лиз, выходя из файла Марципана. — Иногда эта работа может быть по-настоящему грязной.

— Знаю. И тот якобы гуляш, с которым, как я видел, ты сражалась в столовой, тоже не мог улучшить тебе настроение.

Лиз рассмеялась:

— Это был вроде как случайный выбор. А что ты взял?

— Что-то куриное.

— И?

— Точно, как написано на этикетке. — Его руки быстро летали по клавиатуре. — Как прошло совещание утром?

— О-о… секунду. — Лиз снова наклонилась к экрану, где появилось изображение. Щелкнула мышкой.

— Беда?

— Уведомление от немецких коллег. У одного из изготовителей поддельных документов в Бремерхафене заказаны британские водительские права. Заплатили четыреста марок. На имя Фарадж Мансур. Говорит оно тебе о чем-нибудь?

— Нет, — сказал Армстронг. — Вероятно, какой-то незаконный мигрант, который хочет взять напрокат автомобиль. Нельзя же каждый раз кричать: «Террорист!»

— Шестерка считает, что ИТС мог запустить «невидимку».

— Откуда?

— Из одного из лагерей на северо-западе Пакистана.

— Точно?

— Нет. Только наводка. — Она сохранила сообщение.

Дверь распахнулась, и в офис ввалился суровый молодой человек в футболке с надписью «Арийское Сопротивление».

— Привет, Барни! — сказал Дэйв. — Как там мир крайне правых? Судя по стрижке, тебе предстоит поход на общественное мероприятие?

— Да. Лекция о европейских языческих традициях, а точнее, о поклонении Гитлеру нового века.

— Превосходно!

Барни ухмыльнулся:

— Хотите, покажу кое-что?

— Ты что, эксгибиционист? Быстрее давай — у меня здесь работы целый вагон.

Барни залез под стол и вытащил мягкую резиновую маску и кусок красного фетра.

— Это для рождественской вечеринки. Я нашел место, где их делают. Заказал пятьдесят штук.

Лиз, не веря своим глазам, смотрела на маску.

— Потрясающе! Так похоже, — сказала она.

— Знаю, только не говорите никому. Я хочу, чтобы это было для Уэдерби сюрпризом. Никто в этом отделе не может хранить тайну и пяти минут, поэтому я не буду раздавать их до самого праздника.

Лиз громко рассмеялась, и тяжелая судьба Сохэйла Дина временно уступила место мысли о том, как начальник их отдела окажется лицом к лицу с пятьюдесятью улыбающимися Дэвидами Шейлерами в колпаках Санта-Клауса.

Лиз вернулась в свою подвальную квартирку в Кентиш-Тауне. Зрелище было печальное. Не то чтобы там было грязно — скорее запущенно; большинство вещей так и лежали там, где она оставила их в субботу. Пульт дистанционного управления на ковре. Газеты разбросаны. На автоответчике мигает красный огонек.

В течение следующего получаса она занималась уборкой. Когда был наведен относительный порядок и она смогла передохнуть, она вынула из морозильника упаковку готовой лазаньи — там их была целая стопка, — засунула ее в духовку и сделала себе большую порцию водки с тоником.

На автоответчике было только одно сообщение. Оно было от Марка. Он звонил в 12.46 из «Нобу» на Парк-лейн, где ждал одну американскую актрису, чтобы угостить ее ланчем за казенный счет. Актриса, однако, опаздывала, и мысли Марка переключились на квартиру по адресу Инкерман-роуд NW5 и на то, что неплохо было бы провести ночь с владелицей квартиры. Может быть, после перекуса в «Игл» на Фаррингтон-роуд.

Лиз удалила сообщение. Идея встретиться в «Игле», любимом месте журналистов из «Гардиан», была безумна. Успел ли он рассказать о ней коллегам из газеты? Было ясно, что игра вышла за пределы приемлемого риска. Он играл с нею, дюйм за дюймом приближая ее к самоуничтожению.

Сделав большой глоток, Лиз позвонила ему на мобильный. Она сделает это прямо сейчас — покончит с ним раз и навсегда. Будет чертовски больно, но она хотела сама распоряжаться своей жизнью.

Она попала на голосовую почту, что, вероятно, означало, что он был дома с Шоной. Где ему и место, подумала она раздраженно.

Проснувшись, Энн Лейкби увидела, что ее муж Перри стоит перед открытым окном спальни. Окно выходило в сад, сразу за которым было море. День был ясным, воздух был свеж благодаря легкому соленому бризу, и в своем длинном китайском халате ее муж выглядел почти как священник. Его волосы были влажны и прилизаны до тусклого блеска парными расческами, инкрустированными слоновой костью, которые хранились в гардеробе. Он даже, кажется, побрился.

Старый негодник здорово начистил перышки, подумала она. Не в его духе предпринимать так много усилий в самом начале дня. Скосив глаза на будильник, она увидела, что всего семь утра.

Когда Перри закрыл окно, Энн прикрыла глаза, притворившись, что спит. Дверь закрылась, и пять минут спустя ее муж появился вновь с двумя кофейными чашками и блюдцами на подносе. Это ее по-настоящему встревожило. По своему опыту она знала, что чем заботливее муж, тем больше у него проблем.