Под угрозой - [11]

С самых первых дней службы у Лиз было инстинктивное понимание динамики управления агентами. На одном конце шкалы находились такие агенты, как Марципан, которые доносили на своих коллег, исходя из патриотизма или моральных убеждений, а на другом конце были те, кто работал только из личного интереса или за деньги. Зандер находился где-то посередине. В его случае проблема по существу была эмоциональной. Он хотел, чтобы она ценила его, сидела и выслушивала его жалобы на вселенскую несправедливость.

Поняв это, Лиз набралась терпения, и постепенно информация пошла. Часть ее была сомнительной ценности, но в целом она существенно увеличила познания МИ-5 об операциях Истмана. Однако Ферриса никогда не допускали в ближний круг Истмана, и в конце концов оказалось невозможным выстроить дело против этого столь озабоченного вопросами безопасности жулика. Однако полиция Эссекса продолжила заниматься Истманом, и, когда Лиз перевели в антитеррористический отдел Уэдерби, контроль над Зандером передали одному из полицейских офицеров, бездушному ольстерцу по имени Боб Моррисон.

— Тебе следует поговорить с Бобом Моррисоном, Фрэнки, — сказала она.

— Моррисону я ничего не скажу — это для вас. В пятницу будет большая поставка, на мыс. Двадцать плюс «спецгруз» из Германии.

— Я не знаю то, что это означает, Фрэнки. Я вышла из той игры, и ты не должен мне звонить. Я не могу ничего сделать.

— Пятница, мыс, — повторил Фрэнки настойчиво. — Двадцать плюс «спецгруз». Из Германии. Запомнили?

— Я записала. А что за источник?

— Истман. Принял звонок, когда был там несколько дней назад.

— Ты в телефонной будке?

— Да.

— Позвони куда-нибудь еще, прежде чем уйдешь. Не оставляй этот номер в памяти как последний набранный.

Они оба повесили трубки, и в течение нескольких минут Лиз разглядывала обрывки фраз на лежавшем перед ней блокноте. Затем она набрала номер спецотдела полиции Эссекса и спросила Боба Моррисона. Несколько минут спустя он перезвонил ей из телефона-автомата на каком-то шоссе.

— Феррис сказал, почему он вам позвонил? — спросил ее сотрудник полиции.

— Нет, — сказала Лиз. — Но он твердо заявил, что не будет разговаривать с вами.

— Как источник, — сказал Моррисон, — Фрэнки Феррис уже никуда не годится. Девяносто процентов денег, которые платит ему Истман, идут прямо в казино, и я не удивлюсь, если он еще и колется. Он, вероятно, все это придумал.

— Возможно, — осторожно сказала Лиз.

Повисла пауза, заполненная треском разрядов и звуками автомобильных сирен.

— …собираясь получать что-нибудь полезное, пока Истман дает ему деньги. А если нет, я не много дал бы за его…

— Вы думаете, что Истман может от него избавиться?

— Думаю, он не исключает этого. Фрэнки знает достаточно, чтобы похоронить его. Но не думаю, что до этого дойдет. Истман — бизнесмен. Вероятно, он рассматривает его как накладные расходы. И просто увеличивает цену.

— Хорошо. Переслать вам то, что Фрэнки рассказал мне?

— Да, почему бы и нет?

Они повесили трубки. Лиз прикрыла себя; что касается действий на основе полученной информации, это дело другое.

Она еще раз посмотрела на фрагментарные фразы. Поставка чего? Наркотики? Оружие? Люди? Если речь шла о выгрузке на берег, а слово «мыс» говорило именно об этом, то, возможно, ей следовало бы взглянуть на северные порты.

Просто чтобы подстраховаться — могли пройти часы, прежде чем Моррисон возвратится к себе в офис, — она решила поговорить со своим знакомым из Таможенно-акцизного управления. Где ближе всего до британского берега от немецких портов? Должно быть, это Восточная Англия — территория Истмана. Небольшое судно, везущее сомнительный груз, без труда незаметно пересечет Ла-Манш; только между Феликстоу и Уошем сто с лишним миль неохраняемой береговой линии.

Двадцатидвухметровый краболовный траулер «Сюзанна Ханке» находился в море уже более тридцати часов. За это время Фарадж Мансур возненавидел каждый дюйм его проржавевшей конструкции. Он был гордым человеком, но трудно выглядеть гордо, сидя скрючившись в скользком от рвоты рыбном трюме с двадцатью такими же, как ты, пассажирами. Большинство из них, как и Фарадж, были афганцами, но были также пакистанцы, иранцы и несколько иракских курдов.

Все были одинаково одеты в поношенные синие комбинезоны. На складе около доков Бремерхафена с них сняли источавшую миазмы одежду, в которой они приехали из своих стран, и выдали поношенные джинсы, свитера и ветровки. Им также вручили комбинезоны; случайному наблюдателю они показались бы бригадой гастарбайтеров. Перед погрузкой им дали кофе, хлеб и горячую тушеную баранину — блюда, которые устраивали большинство клиентов «Каравана».

«Караван» был создан, чтобы предоставлять услуги, по словам его организаторов, по «первоклассному скрытному перемещению» экономических мигрантов из Азии в Северную Европу. За двадцать тысяч долларов клиентам обещали безопасное путешествие, соответствующие документы ЕС (включая паспорта) и, по прибытии, двадцатичетырехчасовой отдых в общежитии.

И хотя «Сюзанна Ханке» могла выстоять против любых сюрпризов Северного моря, в плохую погоду это судно качалось безбожно. А погода с того самого момента, как «Сюзанна Ханке» вышла в открытое море, была хуже некуда — беспрестанный декабрьский шторм.