Под тремя коронами - [26]

На следующий день виленский воевода Николай Радзивилл из Гонендзы пригласил посла в приватном порядке на обед. Загряжский с удовлетворением принял приглашение: как же, воевода принадлежал к богатейшему и знатному роду Литвы. Радзивиллы всегда подчеркивали свое литовское происхождение, рассказывая всем, что их фамилия по-литовски означает «найденыш» и что, согласно родовой легенде, их предок был найден ребенком в символическом орлином гнезде. Правда, политическая ориентация Радзивиллов была направлена на западные, европейские страны, но ориентации, как известно, меняются.

Хозяин встречал гостя на крыльце, украшенном резными столбами. Изящной резьбой были покрыты ворота, окна строений. Дерево было светлое, свежее. «Как у нас в Москве», — подумал Загряжский.

Войдя в комнату, гость привычно стал искать глазами образа в красном углу и, не найдя их, подошел поближе к месту, где они находились у православных, и, несколько раз сказав: «Господи помилуй!» — перекрестился. Затем приветствовал хозяина: «Дай боже тебе здравия!». И гость, и хозяин, по русскому обычаю, поцеловались и раскланялись друг другу.

Тут же в комнату вошла жена пана Радзивилла Ирина. Она всегда носила темные платья и старалась быть незаметной. Хотя принимала и кормила обедами иногда по несколько десятков известных всему Вильно людей, влиятельных и знаменитых. И всегда вместе с их нарядными, шумными, чопорными женами.

Ирина поднесла гостю бокал с вином. Загряжский, приняв картинную позу, лихо выпил и, как того требовал обычай, трижды поцеловал хозяйку, после чего она неторопливо, так и не сказав ничего, удалилась.

Пан Радзивилл, пригласив гостя сесть на почетное место, где у православных всегда находились образа, тихо сказал:

— Горе мы с моей княгиней большое пережили. Не так давно потеряли младшего сына. Восемнадцать лет. Угораздило же меня взять его с собой поохотиться на медведя. На медвежью семью егерь вывел нас неожиданно. На склоне невысокой возвышенности, чуть выше желтых осенних берез паслась медведица с медвежонком. Они не услышали нас, но нам было видно, как медведица приподнимала и опускала морду в траву, а медвежонок, перевернув небольшой камень, слизывал с него червей.

Одна из наших лошадей громко фыркнула и медвежонок, подпрыгнув, стал на задних лапах. Медведица тоже встала на задние лапы. Нижняя челюсть ее немного отвисла от любопытства и напряжения, передняя правая лапа была согнута и прижата к груди. И она, потянув воздух ноздрями, тут же кинулась в нашу сторону. Кто думает, что медведи неповоротливы — ошибается. Никогда не видел более резвого, устремленного к цели бега. Мне хорошо были видны ее огромная заслонившая собой все пепельно-бурая голова, два маленьких глаза, мокрый лоснящийся нос и даже репейник, прицепившийся к шерсти…

Никто из нас, охотников, не оказался готовым к такой ситуации… Мы не успели ни развернуть лошадей, ни взяться за оружие. На пути медведицы оказался наш сын… Я не успел ему помочь…

Пан Радзивилл замолчал. Молчал и Загряжский.

Затем, московский посол сказал:

— Я высказываю тебе, князь Николай, и твоей супруге свои соболезнования… Нет больше горя, чем пережить смерть собственного ребенка… По себе знаю…

И продолжил:

— Позволь, князь, выполнить еще одно, не скрою приятное мне поручение нашего первого боярина — передать тебе живописный образ Елены.

Он развернул красную с золотом ткань и передал Радзивиллу величиной с домашнюю икону портрет княжны, сказав при этом:

— И ты, князь, и, надеемся, ваш государь могут удостовериться в личных достоинствах Елены, ее, можно сказать, божественной красоте. И действительно, с портрета смотрела молодая девушка голубыми с золотистыми искорками глазами. Казалось, что, полузакрытые ресницами в обычное время, эти глаза расширялись и сверкали в минуты воодушевления, а в минуты веселья взгляд их принимал пленительное выражение приветливой доброты и беспечного счастья.

Обед был сытный, хотя и простой. По преимуществу русский: добрые щи, кулебяка, жирные пирожки, гусь с груздями, сиг с яйцами и поросенок под хреном. Угощали гостя также медом, пивом, заморскими винами: романеею, мушкателем и белым рейнским; но посол предпочитал мальвазию, употреблявшую в Литве больше в лекарство да во дворце за великокняжескими трапезами.

И вскоре разговор Загряжского с Радзивиллом завязался вокруг проблем внешней политики как Московского княжества, так и Литвы. Загряжский прямо сказал хозяину:

— Тебе, Николай, известно, что внешняя политика Москвы зиждется на объединении всех русских земель в единое государство. Мы хотим объединить под началом Москвы не только всех русских, живущих вокруг Москвы, но и на юге, а также, — что греха таить: посмотрел Загряжский в глаза хозяину — и тех западноруссов, что составляют основу Великого княжества Литовского. К этому же стремитесь и вы. При Ольгерде и Витовте вам удалось включить в свое государство южнорусские земли, значительную часть восточнорусских. Даже Можайск, а это несколько десятков верст от Москвы, присоединили. Отсюда, пан Радзивилл, и недовольство, и вражда, и войны практически между одним народом — русским.