Под тремя коронами - [107]
Еще в более резких выражениях писал папа епископу Войтеху и кардиналу Фридриху. Он указывал на опасность заблуждений Елены для спасения души самого Александра и всех тех, кого упорство и пример великой княгини удерживает от перехода в лоно римской церкви. Папа советует употребить самые строгие меры: подвергнуть великую княгиню церковному суду, отлучить, удалить ее из дворца и конфисковать все имущество. Чтобы облегчить епископу и кардиналу эти задачи, папа поселил в Вильно монахов ордена братьев св. Доминика.
Наставления римского папы, бесчисленные поучения брата, кардинала Фридриха, епископа Войтеха Табора вывели Александра из терпения. Он перестал слушать и реагировать на их угрозы. Великий князь не мог и не хотел уже исполнять папские буллы, которые ни одного солдата ему не добавили. Он искренне любил и жалел свою жену. Во время ее болезни в душе великого князя произошел крутой переворот: появилось чувство вины за то, что поддался давлению и уговорам католических советников, что, вняв их подстрекательствам, так легкомысленно отнесся к миру и соглашению с Москвой и во многом утратил поддержку своих русских подданных. Жгучей горечью в душе осталось и то, что родные братья, короли польский и венгерский, на деле остались безучастными к его проблемам.
С такими тяжелыми мыслями Александр пришел на половину Елены. Она легко недомогала, поэтому встретила мужа лежа на диване… Но Александр заметил, как после его прихода посветлела она лицом и какой любовью засветились ее глаза, как привстала и потянулась к нему руками…
— Я рада твоему приходу, государь…
Александр сел в придвинутое боярышней кресло, взял руки Елены и поцеловал их.
— Тяжелые времена, жена… И я во многом виноват, что льется как литвинская, так и русская кровь… Страна истощается и разоряется, и, похоже, в угоду иноземным интриганам. Война с твоим отцом нам не по силам, ибо миновало то время, когда многочисленные русские князья холопствовали перед татарами и дрались друг с другом за ханское благоволение. Сейчас твой отец опирается на людей, отвыкших от страха ордынского, от нервной дрожи при мысли о татарине. Мои предки, ни Гедимин, ни Ольгерд, и подумать не могли, что русское население, сбитое Литвой и татарами в междуречье Оки и верхней Волги и робко жавшееся здесь по немногим, расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли, через каких-нибудь сто с лишним лет наберет такую силу и станет теснить нас на запад. Союзники наши хан Ахмет и Плеттенберг плохо помогают. Мои русские подданные теряют терпение и начинают роптать, — с горечью перечислял Александр все беды и неприятности. Но, спохватившись, умолк, любуясь женой…
Елена внимательно слушала, но когда муж, поднявшись с кресла, засобирался, она с оттенком упрека в голосе сказала:
— Понимаю, дела неотложные государственные…
Уходя, Александр обернулся к Елене:
— Хоть и утомил я тебя своими жалобами, не могу не сказать и еще об одной новости: неожиданно скончался митрополит Иосиф. Твои единоверцы считают, что это наказание Божее… Ну да бог с ними…
И Александр усталой походкой вышел…
Посольства приезжали и уезжали, а проблемы между Литовским и Московским великими княжествами оставались те же. Вслед за Станиславом Кишкой в Москву прибыл пан Станислав Нарбутович. Он был первым из послов, кто усомнился в целесообразности своей миссии. Выслушав наставления Александра, он сказал:
— Государь, великий князь, не я первый, кто едет в Москву от твоего имени с такими речами. Московит не реагирует на них, постоянно твердит свое, причем одно и то же. Уверен, что и сейчас так будет…
Александр вспылил:
— Что говорить Иоанну, пан Станислав, не твоего ума дело… Что я велю, то и передашь московскому князю…
Нарбутович склонил голову в знак послушания…
Дорога посла в Москву прошла в раздумьях… Нарбутович позвал к себе в повозку своего секретаря-помощника пана Лесневского, человека бывалого и знавшего много интересного о местах, через которые проезжали. При въезде в Москву Лесневский стал рассказывать о том, что русские все везут и везут к себе из-за границы нужных им мастеров. Даже органного игреца привезли. Строит московитский князь много. Итальянские мастера возводят на Москве-реке стрельницы, заложена новая каменная стена, разбираются старые обветшавшие соборы и закладываются новые, каменные.
— Я покажу вашей милости, когда проезжать будем…
Стали встречаться и каменные палаты. Лесневский пояснил:
— В Москве уже возведено несколько, почитай с добрый десяток, домов кирпичных… Сначала купцы начали строить себе каменные хоромы… Затем за ними потянулись и вельможи… Помолчав, помощник продолжил:
— Принимает послов великий князь в специально построенной для собраний и торжественных приемов Грановитой палате… Красивые палаты, сам увидишь… Князь же великий живет пока в деревянном дворце, тут же, в Кремле…
В Москве пушки большие лить начинают. Совсем недавно итальянец Петр отлил такую… Посылая в зарубежные западные страны своего посла Юрия Траханиота, Иоанн велел найти и мастеров, которые умели бы города приступом брать да умельцев из пушек стрелять, да специалистов, знающих золотые и серебряные руды… Всего и не перечислить…
«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.