Под тремя коронами - [102]

— Хорошо ли будет, если воеводы станут сплошь и рядом изменять присяге…

Но когда нависла угроза оказаться в темнице, присягнул Иоанну. Ему пожаловали чин воеводы и земли.

Боевые действия московских войск в областях литовских завершили войска новгородские, псковские и великолукские под начальством Ивана и Федора Борисовичей — племянников великокняжеских и боярина Андрея Челяднина. Они взяли Торопец. Новые подданные московские, северские князья Можайский и Шемячич одержали победу над литовцами под Мстиславлем. Около 7 тысяч литовских воинов пали в этом сражении.

Весть о поражении на Ведроши лишила Александра уверенности в себе. Он уединился, не хотел ни с кем иметь дел. Даже Елену не допускал к себе. В нем ярче стали проявляться те черты, которые и раньше были заметны приближенным: сочетание искренности и скрытости, активности и пассивности, величия и унижения, гордости и скромности, вспышек характера и уступчивости, величия и сознание незначительности. Великий князь чувствовал глубокий разлад с самим собой, его тяготило осознание вольной или невольной, но какой-то ужасной вины…

Елена осмелилась сделать великому князю упрек в изнеженной праздности, в которой он пытался найти успокоение. Она говорила мужу, что все на свете можно исправить, изменить к лучшему. Он отвечал:

— Да, все, кроме смерти… А там погибли лучшие воины княжества.

На всякие попытки пробудить в нем честолюбие Александр не обращал внимания, продолжал предаваться отчаянию… В это время все знатные люди Вильно и княжества также старались поддерживать великого князя. Всяческими путями проникали во дворец, стремились попасть на прием. Особо усердствовали католические священнослужители.

Александр раздраженно сказал Елене:

— Эти люди противны мне, как гробы, они пахнут мертвечиной; ни одной светлой мысли, ни одного благородного взгляда. Я понимаю, что противодействие их бесплодно, потому что основано только на отрицании всего, что сделано другими, но они отвлекают, раздражают, мешают…

— Но мой государь, богом данный любимый муж, и в этих людях есть много хорошего, — робко возразила Елена. — Я все больше и больше убеждаюсь, что религиозность епископа Табора не только в проповедях и поучениях, сколько в тех мелочах быта, соблюдение которых на поверку оказывается самым трудным… И набожность его, как мне кажется, кроется в духе и истине, а не напоказ. Заслуживает уважения и его самозабвенная мечта увидеть мир христианским, под одним знаменем истины.

Александр еще раз подумал о мудрости своей Елены, но сказал:

— А ты знаешь, он в детском возрасте за какой-то проступок получил от отца такую оплеуху, что оглох и почти не слышит левым ухом…

Из Вильно приехали к князю паны-рада. С ними нельзя было не встретиться.

Епископ Войтех Табор обратился к нему:

— В сих несчастных обстоятельствах, князь, нужно думать о спасении своей державы. Прежде всего умножить ее могущество, ибо сила выше всего. Александр не преминул уколоть епископа:

— Да, выше всего, кроме Бога, дающего эту силу…

Затем примирительно добавил:

— К силе нужна еще и удача, счастье…

Епископ в свою очередь, как бы упрекая князя, сказал:

— У счастья есть спутницы-сестры: верность себе, чистая совесть, работа… Тогда и загадочная сила Провидения проявит себя…

А воевода виленский предложил составленный радой план действий.

XXII

И вскоре были укреплены Витебск, Полоцк, Орша, Смоленск. Возросли и дипломатические усилия Великого княжества Литовского. От имени Александра пошло письмо-увещевание к государю молдавскому Стефану, что ему, дескать, должно быть стыдно, если он нарушит мирный договор и станет способствовать сильному для угнетения слабого. Крымского Менгли-Гирея Александр убеждал следовать примеру отца, постоянного союзника Казимира. Государя московского Александр называл при этом вероломным, хищным, лютым братоубийцею. Великий князь литовский обратился к высшей знати, городам и ротмистрам наемников всех стран, управляемых Ягеллонами. Было объявлено об учреждении рыцарского братства для борьбы со схизматиками, т. е. православными, и обещаны хорошие условия найма. В Польшу, Богемию, Венгрию, Германию были посланы люди, которые, не жалея казны, должны были нанимать умелых, хорошо вооруженных воинов. С Ливонией Александр заключил тесный союз: всем было известно, что ее магистр фон Плеттенберг мог даже с малыми средствами делать великое… С ним условились вместе ополчиться на Московию, делить между собою завоевания и в течение десяти лет одному не мириться без другого…

И магистр начал действовать как ревностный союзник Литвы и враг Иоаннов. Исполняя договор и полагая, что и король тоже исполнит его, Плеттенберг объявил московскому государю войну, задержав в своих владениях псковских купцов. Псковичи послали гонца в Москву с этим известием и великий князь выслал к ним на помощь воевод-князей Василия Шуйского и Даниила Пенко. Плеттенберг собрал четыре тысячи всадников, несколько тысяч пехоты и вступил в Псковскую область. По обыкновению грабил, истреблял все огнем и мечом. В сражении под Изборском 27 августа, впав в ужас от пушечного грома и искусного действия огнестрельного снаряда немецкого, псковитяне и дружина московская бежали с поля боя. Отступили с великим стыдом, хотя и без важного урона. Но в начале сентября в войске Плеттенберга открылась жестокая болезнь — кровавая диарея, которая бывает от худой пищи и недостатка соли. Не время стало думать о геройских подвигах. Немцы поспешили восвояси. Тем более, что занемог и сам магистр. Он с трудом добрался до своего замка. Литовцы тоже удалились.