Под тремя коронами - [101]

Шрифт
Интервал

— Вот я его сейчас ссажу, — сказал, как бы обращаясь сам к себе, один из русских молодых ратников, прикладывая к плечу мушкет.

— Что ты, — притронулся к нему сосед с почти седой бородой. — Негожее затеваешь… Такая перекличка была в обычае наших далеких предков…

Старый воин задумался, глядя на своих противников: неужто бесчестию и насилию конца не будет? Неужто вконец рассорились братья-славяне? А ведь что Великая Русь, что Белая Русь — все одно и то же… Им бы объединиться надобно, а не воевать бесконечно. Глядишь, и южные поляне потянулись бы в единое целое… А иноверцы, между тем, гонят славянских рабов и рабынь за Сулу и Дон.

Между тем, от литвинов доносилось:

— Аль забыли, как знамена Ольгердовы развевались перед стенами кремлевскими… Как копье свое он прислонил к воротам Москвы…

Ему вторили: и где же были ваша храбрость и сила, когда великий Витовт легко забирал у вас целые княжества…

— А вы, слуги и прихлебатели польские, даже мечи в руках не умеете держать, — неслось с правого берега.

Получив от пленников недостоверные, заниженные данные о числе московского войска, Острожский надеялся легко управиться с противником. Чувствуя настроение своего элитного аристократического отряда, весьма впечатленного своей мощью, гетман легкомысленно атаковал группировку русских численностью 40 тыс. воинов. Передовой московский полк отступил. Многие посчитали, чтобы не слышать оскорбителей-крикунов. На самом деле, чтобы заманить противника на свой берег реки. И это русским удалось. Зная о разделении сил противника, главный воевода войска московского Даниил Щеня обрушился всеми силами на войско Великого княжества Литовского. Битва, продолжавшаяся шесть часов, была кровопролитной, мужество и силы сражавшихся казались равными. С обеих сторон было примерно 80 тыс. воинов. Но устроенная воеводами Иоанна тайная засада внезапным ударом на левый фланг литвинов смяла их. Не спас положение и рыцарский полк кованой брони: из-за обрушившегося моста он к началу битвы не смог полностью переправиться. Но основная часть полка успела выстроиться в линию, перед ними заняли свое место арбалетчики и оруженосцы. По приказу Даниила Щени их атаковала татарская конница. Когда между противниками оставалось около двух десятков метров, татары одновременно бросили арканы и почти весь первый ряд оруженосцев был вырван из строя и мгновенно перерезан скинувшимися с седел степными наездниками. Следующая волна татар заарканила арбалетчиков, которых постигла та же участь. Это вызвало яростный рев рыцарей, и их железная стена качнулась вперед, наступая на русских. Казалось, что закованных в железо воинов невозможно было остановить. Но в течение часа русские разъединили их строй и почти всех вырубили.

Воины Острожского искали спасения в бегстве, тысяч восемь из них полегло на поле боя, множество утонуло в реке, так как специальный отряд россиян к этому времени разрушил мост через реку Трясна. Сам воевода Острожский, смоленский наместник Станислав, маршалки Григорий Остюкович и Литовор Хребтович, князья друцкие, мосальские, многие паны и шляхтичи были взяты в плен. Бегством смог спастись только Станислав Кишка с четырьмя ротмистрами и несколькими сотнями воинов. Весь обоз и огнестрельный снаряд также достался победителю. Никогда еще россияне не одерживали такой победы над Литвою, которая в течение ста пятидесяти лет вселяла в русских такой же ужас, как и монголы.

Однако утомленные походом русские силы не решились развивать победу. На стыке августа-сентября, в преддверии близкой осени, они повернули назад. Потрясенным поражением и растерянным литвинам это оказалось на руку. Тем временем северная группировка русских сил продолжала наносить удары из Пскова и Новгорода. Заняв Торопец, они одиночными набегами разоряли окрестности Витебска и Полоцка.

17 июля великий князь московский получил весть о победе на Ведроши. Москва радовалась: палили из пушек и пищалей. Иоанн в знак чрезвычайной милости послал знатного чиновника ко всем московским воеводам, принимавшим участие в битве, спросить о здоровье: честь большая для любого боярина и воеводы, не говоря уже о людях более низких сословий…

— Да скажи первое слово князю Даниилу Щене, а второе — князю Иосифу Дорогобужскому, — напутствовал Иоанн своего посланца.

Через несколько дней в Москву привезли литовских пленников. В простых телегах, некоторых в оковах. Москвичи толпились вдоль улиц, по которым их везли к войсковому приказу. Отзывались насмешливо… Вскоре пленников разослали по городам. Князь Константин Острожский в оковах был отправлен в Вологду. Держали его крепко, но поили и кормили довольно — на четыре алтына в день. Прочих князей и панов содержали на полуденьгу. Острожский как мог поддерживал своих соратников. И им, и себе в успокоение приводил слова Соломона: человек и конь готовятся к битве, но победа исходит от Господа…

Иоанн чтил князя Острожского и склонял вступить к нему в службу. Но гетман долго не соглашался, говоря государевым людям:

— Я присягал своему великому князю, Александру, и хочу сохранить ему верность.

Просил передать Иоанну:


Рекомендуем почитать
Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.