Под тремя коронами - [100]

— Мне, потомственному боярину, стеречь князя Даниила?

Из его стана тут же поскакали посланцы в Москву к великому князю. Им велено было сказать государю, что боярину Юрию Кошкину в сторожевом полку быть нельзя.

Иоанн велел отвечать ему:

— Гораздо ли так делаешь? Говоришь, что тебе непригоже стеречь князя Даниила: ты будешь стеречь не его, но меня и моего дела; каковы воеводы в большом полку, таковы и в сторожевом: так не позор это для тебя…

Юрий успокоился… И вместе с Даниилом стал устраивать тайную засаду для литовцев. Именно она и решила дело, помогла московским воеводам одержать совершенную победу на реке Ведрошь.

Александр вторично послал в Москву смоленского наместника Станислава Кишку с жалобой на начатые Иоанном военные действия. Поручая послу постараться оправдаться в обвинениях, он сказал:

— Последнее время, как тебе, пан Станислав, известно, московский государь, пользуясь любым случаем, возводит на меня напрасные обвинения. Старается найти в добром — злое, в умном — дурное, в прекрасном и чистом — грязное. Ты постарайся разъяснить ему необоснованность, бесперспективность этого…

Скажи московиту, что писать его великим князем всея Руси мы поудержались потому, что по заключению мира тотчас же начались нам от него обиды большие; но теперь мы его написали сполна. Он велел нам сказать, что принял князя Бельского с отчиною, потому что мы посылали к нему епископа виленского и митрополита приводить его к римскому закону, но Бельский не мог правды сказать, как лихой человек и наш изменник: мы его уже третий год и в глаза не видали. Слава богу, в нашей отчине, Великом княжестве Литовском, княжат и панят греческого закона много и получше этого изменника. И никогда силою и нуждою предки наши и мы к римскому закону их не приводили и не приводим. В Орду Заволжскую мы посылали по нашим делам украинским, а не на его лихо. Великую княгиню нашу к римскому закону не принуждаем и дивимся тому, что московский государь верит больше лихим людям, которые, забывши честь, души свои и наше жалованье, изменили нам и убежали к нему. Что же касается церкви, которую надобно построить на сенях, да панов и ланей греческого закона, то мы об этом ничего не знаем; паны наши, которые были у него, нам об этом ничего не сказали…

Но эти объяснения оставались тщетными. Иоанн стоял на своем:

— Говорит, что никого не принуждает к римскому закону; так ли это? К дочери нашей, к русским князьям, панам и ко всей Руси посылает, чтоб приступили к римскому закону! А сколько велел поставить римских божниц в русских городах, в Полоцке и других местах? Жен от мужей да детей от отцов отнимают и крестят в римский закон…

Коснулся Иоанн и князя Бельского:

— О князе же Семене Бельском известно, что он приехал к нам служить, не желая быть отступником от греческого Закона и не жалея своей головы потерять; так какая же тут его измена?

Литовское войско под началом Константина Острожского в июле 1500 г. выступило к Днепру. К Смоленску направился авангард в составе 3,5 тыс. всадников, соединившийся с 500 всадниками смоленского наместника Станислава Кишки. Отряд был усилен и смоленскими пехотинцами. Вскоре войско приблизилось к Дорогобужу. На соединение с ним от Борисова спешил Александр. 14-го июля войско Литовского княжества встретилось с московским на реке Ведроши, на Митьковом поле. Среди него стояли готовые к бою полки Даниила Щени и Юрия Захарьина.

Перед битвой всегда трудно оставаться одному. И князь Константин в сопровождении нескольких своих помощников объезжал войска, отдавая приказы и распоряжения, зная, что побеждают не только мечами, мушкетами и пушками, но и духом, умением. Всем и каждому он говорил:

— Многие из нас не увидят, как солнце сегодня зайдет за лес. Но страх нужно преодолеть и тогда вы победите смерть. Помните, что удача благоволит храбрым… Герой, погибший за отчизну, никогда не умирает, он всегда оживает бессмертным духом в потомстве… Человеку для полного счастья не хватает отечества. Так защитим его… И ваша грудь станет крепостью и защитой отечеству. А кто боязливо станет заботиться о том, как бы не потерять жизнь, никогда не сможет радоваться ею.

Накануне сражения князь Константин стремился побывать везде, показывая разумение дела, будучи постоянно добродушным, искренним и ласковым. Помощнику князь велел подыскать самого храброго, богато вооруженного и красивого шляхтича. Таким оказался пан Волот из Заосинья, что под Гродно. Вручая письмо, Острожский сказал:

— Поедешь, пан Волот, к московскому воеводе Щене, парламентером. Миссия твоя важная, поэтому моего коня можешь взять. Он сильный и надежный. Недаром конюхи называют жеребца Дьяволом.

В письме только и было: не летать вороне выше туч…

Расторопный пан Волот обернулся быстро. Ответное письмо воеводы Щени также содержало несколько слов: «Мы русские и потому победим…»

Оказавшись разделенными только водами Ведроши, и та и другая сторона вспомнили обычаи из давних веков: перед битвой началась перебранка. Наиболее голосистые всадники подъезжали к крутым берегам и оскорбляли друг друга. Пешие спускались с берегов прямо к воде. У литвинов выделялся один из крикунов. Ростом казалось бы не вышел и в плечах далеко не косая сажень, но голос, словно труба иерихонская. Носился на лошади по всему берегу, стараясь, чтобы все русские его услышали. И вовсю «честил» русских воевод, обзывая их пузатыми трусами…