Под стягом Святослава - [62]
ОПАСНОЕ ПОСЛАНИЕ
Тимка Грач сжал ему локоть и приложил палец к губам. Оба они были передовым дозором на краю небольшого перелеска в версте от берега реки. Позади гомонил русский боевой стан, впереди разлилась тишина, разбавленная звонким перекликом цикад… Кочевники после трех неистовых атак на киевские полки отошли, и, казалось, они ночью нападать не собираются. Иногда, правда, пока еще было светло, мимо пролетали небольшие отряды сторожевых хазар. В перелесок они не заезжали, остерегались засады… Но солнце село, хазары угомонились: дозоры перестали маячить в степи, и вот…
После того как Ратьша Сокол «отличился» в деле с Товлызом Свирепым, Добрыня не отпускал его от себя: держал в посыльных. Печенег не обманул, прислал молодому руссу коня, но такого, что все вокруг посмеивались над ним. Конек был низкоросл, мохноног, с большой гривастой головой — в общем, типичная кочевническая лошадь, неприхотливая, злая, неутомимая и быстрая. И все бы ничего, но высокий ростом Ратьша смотрелся на нем не лихим витязем — ноги-то чуть ли не до земли доставали. Добрыня испытующе поглядывал на отрока. Мог бы воевода дать ему другого коня, однако он решил понаблюдать, как будет переживать свою неудачу молодой воин: в таком деле человек ведь сразу раскрывается. Ратьша Сокол переносил свой позор стойко. Воевода только бровью взметнет, а отрок уж умчался сломя голову выполнять поручение. Добрыня усмехался в усы, щурил темные глаза, думал: «Добрый воин будет. Скор, находчив, смел, незлобив…»
Ратьша притерпелся к коньку, и тот его слушался. Но обладание степным иноходцем едва не привело молодого русса к беде. Во время последнего боя, когда хазары сломали левое крыло русских пеших дружин и опрокинули конный полк Свенельда, остановить врага ринулись дружины всадников Скопы и Добрыни. В бешеной рубке, когда хазары стали теснить и эту русскую силу, конек Ратьши Сокола узнал в кочевой орде своих сородичей. Отрок пытался удержать его, но мохноногий, не слушая повода, ринулся вперед… Ратьша и сейчас не помнит, как жив остался. Мелькают в глазах блестящие молнии хазарских клинков… А дальше? То ли промахивались враги, то ли сам он в беспамятстве успевал отбивать их удары щитом и мечом — все это по прошествии времени казалось страшным сказочным сном.
И не понял молодой воин, за что после боя хвалил его Святослав-князь. Как потом Ратьше объяснил воевода Скопа, он, оказывается, увлек за собой дрогнувших было русских богатырей…
После этого Добрыня дал ему русского коня, высокого и сильного: этот не понесет воина на гибель — свой, чать.
И вот Ратьша Сокол снова в дозоре. А в паре с ним — прославленный ратник переяславской дружины Тимка Грач, побратим Кудима Пужалы, хитрый как бестия сотский передовой русской сторожи…
Пригнувшаяся тень человека мелькнула совсем рядом. Ратьша привстал, отвел руку назад, приготовив к броску аркан. Лазутчик показался вновь… Бросок русса был точен. Дозорный тут же прыгнул вперед и оказался рядом с врагом. Удивительно, но тот не стал сопротивляться, не закричал и спокойно дал связать себя. Он покорно шел, пока руссы вели его в глубь перелеска. Здесь пленник заговорил на ломаном русском языке:
— Минэ нада коназ Саванельд.
— Зачем? — спросил Тимка Грач.
— Толка яму скажым. Коназу слово есть.
— От кого?
— Ты же нэ коназ Саванельд, а?
— Добро! Пошли, — распорядился сотский. — Ты, брат Ратьша, побудь в дозоре один. Сейчас подмогу к тебе пришлю. А я отведу козарина к воеводе Свенельду.
— Иди. Сполню, как велишь. — И лесовик шагнул в сторону, мгновенно растворившись во мраке: ни шума шагов, ни шороха.
Хазарин изумленно глянул вслед Ратьше. Ему показалось, не человек это, а дух лесной. Тимка Грач не удивился: как ходят в лесах русские охотники, он знал не понаслышке.
— Пошли! — дернул он за конец аркана, которым был связан лазутчик.
— Падажды. Слово к тыбе есть.
— Сказывай, — насторожился русс.
— Нас слушат ныкто нэ будат?
— Говори по-хазарски, я понимаю. А услышать нас некому, мы одни здесь!
Переметчик обрадовался:
— По-хазарски? Это хорошо! — Помолчал, словно решаясь на что-то. Потом, видимо, решился: — Мне надо так встретиться со Саванельд-беки, чтоб никто не узнал и не увидел.
В темноте не разглядеть было выражения лица хазарина, но по голосу Тимка Грач понял, что тот идет не с пустыми словами. Сотский решился на хитрость:
— Как так? Тебя надобно к Святославу отвести…
— Зачем тревожить самого кагана Урусии? — поспешно перебил хазарин. — Весть моя не так важна, чтобы утруждать пустыми словами разум великого. Отведи меня к Саванельд-беки, и ты получишь десять динаров.
— Ха! Десять?
— Я оговорился. Сто!
— Давай сейчас! — прикинулся жадным Тимка Грач.
— Возьми кошель за пазухой и отсчитай себе сто монет.
Тимка достал из халата хазарина туго набитый, увесистый мешочек, развязал его, стал отсчитывать деньги, приговаривая:
— А ты не щедр. Мог бы дать больше. И куда тебе столько?
— Хорошо. Отсчитай себе еще двадцать динаров, и пойдем скорей!
— Куда торопиться? Успеем.
— Можем не успеть. Скоро Санджар-тархан поведет свои тумены в бой.
