Под стягом Габсбургской империи - [30]

Ужин был превосходным: лучшее из того, что я ел в этот год, когда проклинал кока кают-компании на борту «Эрцгерцога Альбрехта» или кормился куда более скверными блюдами, предоставленными в Бельведере, где из-за жёсткой прижимистости эрцгерцога его служащие получали весьма скудный рацион.

— Я бы рекомендовал любому, кто посещает Хофбург, — сказал профессор, закуривая сигару, — заранее организовывать себе ужин после бала. Знаю людей, которые валились с голода, если проводили там больше времени. Я слышал, что в Бельдевере кормят немногим лучше.

— Кухня там... в общем, не щедрая.

— Да, я так и думал, что наследник держит своих людей впроголодь. Но расскажите, Прохазка, какого вы мнения об эрцгерцоге?

— Я? Я... хм, вообще-то я не думаю, что было бы правильно...

— Ох, да ладно, нас не будут здесь подслушивать. Скажите откровенно, вам не кажется, что он становится хуже?

— Хуже, герр профессор? В каком смысле?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду: вспышки гнева и дурной нрав. Я спрашиваю, потому что это волнует не только меня, но и намного более высокопоставленных людей.

— Раз уж вы спросили, то должен сказать, что он, кажется, всегда был... ну... довольно неуравновешенным; и, хотя я здесь недолго и почти не видел его, другие говорили, что за прошлые несколько недель с ним стало всё труднее общаться. На самом деле, никто из домашней прислуги не задерживается дольше, чем на несколько месяцев.

На некоторое время собеседник задумался.

— Да, это определенно подтверждает те слова, которые я недавно слышал. Но должен сказать, меня пугает даже не столько его неконтролируемая жестокость, сколько то, что решение проблем с помощью грубой силы является признанием слабости. Поверьте, Прохазка, мне страшно за Австрию, когда этот человек станет императором, а это уже не за горами. Как сообщают сведущие люди, не так давно ему пришло в голову прекратить работу Рейхсрата, управлять Австрией с помощью указов и ввести военное положение в Венгрии.

— Мне об этом неизвестно, герр профессор: я всего лишь младший морской офицер, не интересующийся политикой. Должен сказать, что, впрочем, некоторые мои сослуживцы в канцелярии её действительно обсуждают, и их мнение таково, что лучше кому-то управлять с помощью указов, чем позволить плыть по течению, как это делали последние несколько лет. У меня брат в двадцать шестом егерском полку в Богемии, и в своём последнем письме он написал, что в этом году где-то треть призывников в Лейтмеритском военном округе пропала без вести или покинула страну; а те, кто в конечном счёте явились в учебную часть, отказываются учиться на унтер-офицеров. На самом деле, некоторые даже говорили вполне открыто, будто ожидают, что через несколько лет уже не будут зависеть от Австрии и станут служить в своей родной армии.

— Это меня не удивляет. Я депутат Рейхсрата от моравско-немецкой фракции, это воздаяние за грехи мои, и за всю свою жизнь я не видел столько политического мусора, как в парламенте за эти последние четыре года. У нас в Австрии больше нет правительства, только администрация. Скажите, Прохазка, кто у нас премьер-министр Австрии?

— А что... эээ... Штюргк, по-моему...

— Совершенно верно, хотя я удивлён, что вы в курсе: мало людей знает, что Штюргк - наш премьер-министр. Я вообще не уверен, что герр Штюргк всегда помнит об этом сам. Это, конечно, прекрасная компания, если вам когда-нибудь посчастливится увидеть их вместе, хотя Штюргк и его кабинет - само воплощение габсбургского государства 1913 года нашей эры: премьер-министр почти слепой, у Рёсслера больное сердце, Браф страдает от паралича, а Залески умирает от нефрита. И конечно, Сани Берхтольд в Министерстве иностранных дел, с его глупой усмешкой и раздражающим хихиканьем, — князь помолчал. — Вам удалось посмотреть какие-либо достопримечательности в Вене?

— Довольно много. Я официально расквартирован в Бельведере, но моя тетя живёт в восьмом районе, и я иногда остаюсь у неё на выходные.

— И вы уже посетили склеп капуцинов?

— Ну, да, был там с подругой в позапрошлое воскресенье, когда шел дождь, и у нас выдалась пара свободных часов.

— Вы заметили там странный запах?

— Теперь, когда вы упомянули об этом, действительно припоминаю: своего рода сладковатый, плесневелый запах. Мы сочли его довольно неприятным.

— И вы знаете, что это? Это запах десяти поколений забальзамированных Габсбургов, медленно превращающихся в прах. Но скажу вам кое-что еще: я заметил, что этот запах теперь во всей Вене, надоедливой и душной. Он поднимается от императорского склепа и наполняет все государственные конторы в этих жалких причудливых декорациях столицы. Он висит над чиновниками за их письменными столами и наполняет коридоры министерств. Запах гробницы пропитывает всю нашу ветхую империю.

— Но несомненно, герр профессор, вы слишком пессимистичны. Австро-Венгрия - по-прежнему одна из ведущих мировых держав.

Регниц засмеялся.

— На бумаге - да. Но на самом деле всё это самообман. Пока великие державы развиваются, монархию на её пути вниз скоро обгонит даже Италия, идущая вверх. Я знаю от своих знакомых в Военном министерстве, что если завтра разразится война, императорская армия сможет выставить на поле битвы меньше батальонов, чем в 1866 году, хотя сейчас нас на пятнадцать миллионов человек больше. Нет, мой дорогой Прохазка: старая Австрия до сих пор выглядит как настоящая, живая страна, но по сути это лишь тщательная подделка. Жизнь в стране Габсбургов потухла многие годы назад, и то, что когда-то было её сердцем, теперь превратилось в тяжёлую, мёртвую, инертную глыбу материи вроде ногтя или лошадиного копыта. И вскоре эта осыпающаяся окаменелость станет жертвой заботы нашего любимого наследника... — он остановился. — Я знаю, что не должен обсуждать такие дела с человеком вашего небольшого чина, но почувствовал, что должен спросить о ваших наблюдениях в Бельведере. Понимаете, тут ходили некоторые слухи о том, что Франц-Фердинанд балансирует на грани совершенного безумия, истории о мучительных провалах в памяти, рассекании подушек в железнодорожном вагоне саблей и даже о попытках задушить слугу. Я спросил вашего мнения, Прохазка, потому что верю: дела дошли до той стадии, когда герцогиня Гогенберг серьёзно взволнована. Я слышал, что она консультировалась у одного из наших ведущих неврологов, но эрцгерцог отказался проходить курс лечения.