Под стягом Габсбургской империи - [131]

— Его превосходительство губернатор знает, что я — офицер императора Франца-Иосифа, и если его величество мне прикажет, я останусь здесь и буду до последнего вздоха сражаться вместе с турецкой армией. Но пока я не получил подобных указаний, мой первейший долг — как можно скорее вернуться на войну в Европе. А о каких навыках вы говорите, уважаемый бей? Я морской офицер, а мы далеко от моря.

— Да, разумеется. Но вы также опытный авиатор, а ваш подчиненный Кайндель разбирается в технике. Он уже починил мясорубку на губернаторской кухне, и теперь местные смотрят на него с благоговением, как на франкского мага.

— Но, дорогой бей, во всей Аравии не найдется ни единого аэроплана. Какой от меня прок как от пилота?

— Ага, лейтенант, так ведь теперь у нас есть аэроплан, его привезут завтра. Нам бы хотелось, чтобы вы привели его в порядок и летали на нем, сражаясь с нашими общими врагами.

Конечно, мне пришлось согласиться, ведь это была вежливая просьба от облаченного властью лица. Но сделал я это скрепя сердце, с тоской понимая, что моя служба на загадочном аэроплане задержит нас на многие месяцы. После аудиенции я поговорил с герром Полтенбахом по пути в свое жилище. Над пустыней дул холодный ветер, присыпая узкие улочки снегом.

— Скажите, герр Полтенбах, почему губернатор так хочет заполучить меня на службу и поднять в воздух этот чертов аэроплан? Неужели я могу что-то изменить в местном театре военных действий? Насколько я вижу, до сих пор турки здесь сражаются лишь с грабителями, а что до полетов, то, уж конечно, в турецкой армии имеются собственные пилоты и механики.

— Да, но, боюсь, вы заметили не всё. Я прожил здесь уже два года, и поверьте, многое происходит незаметно для глаз.

— Вы о чем?

— Вот взять старого шарифа Хусейна. Говорят, некоторое время назад он встречался с британцами в Египте и просил поддержать восстание против турок. Губернатор, конечно же, не может ничего доказать, но и не смеет бросить шарифа Мекки и потомка пророка Мухаммеда в тюрьму, иначе против него поднимется вся страна. Да, пока что Хусейн и его сыновья — верные вассалы султана. Но подозреваю, что это ненадолго. Вас хотят задержать здесь, потому что думают, будто смогут убедить вас встать на их сторону, когда придет время сражаться.

— Но неужели они не понимают, что я австрийский офицер и буду драться, только если получу приказы от командования?

— Не понимают. Ведь они мыслят совсем по-другому. Вся турецкая армия в Аравии пронизана предательством. Половина офицеров и большая часть солдат при первой же возможности перебегут к Хусейну. А как же иначе? Ведь половина из них — арабы, как наш приятель Набил-бей. Они узнали, что вы чех, а не немец, и потому решили, что вы тоже готовы перейти на другую сторону.

— Вы что, хотите сказать, в этом замешан адъютант самого губернатора?

— Именно так. Он сириец и очень хитер. Подозреваю, что он уже тайно встречается с эмиром Абдуллой. Вот почему он хочет задержать вас здесь. Аэроплан — это его идея, а не губернаторская. Тот, кто владеет летательным аппаратом, получит грозное преимущество, когда начнется восстание, помимо прочего это еще и вопрос престижа. Если хотите узнать мое мнение, то бей присматривается, на чью сторону встать.

— Так что это за аэроплан, который нужно починить? Наверное, немецкий «Альбатрос»?

— Боюсь, что нет. Думаю, это захваченный французский аэроплан. Его везут с побережья на верблюде. Прибудет завтра. Меня тоже попросили над ним поработать.

Как и было обещано, аэроплан прибыл на следующее утро — по частям. Насколько я смог разобраться, это оказался французский гидросамолет «Ньюпор-бебе». Точнее, когда был им, потому что к тому времени, как он достиг Эт-Таифа, от него остались одни развалины, более менее полный набор деталей, но все по отдельности после падения и небрежной перевозки. Как выяснилось, пару недель назад аэроплан рухнул в результате поломки двигателя около острова Кишран, совершая разведывательный полет с французского крейсера.

Пилота спасли, спустив с корабля шлюпку, но ему не удалось подпалить аэроплан, и машину вытащили на берег. Аэроплан опрокинулся на носовую часть, и неудивительно, учитывая, что пилот пытался посадить его на воду глубиной в несколько сантиметров. Пропеллер разлетелся в щепки, крылья отвалились при ударе, а роторный двигатель Клерже выскочил из пазов. В общем, осмотр произвел удручающее впечатление, к тому же я понимал, что наш отъезд из Эт-Таифа (если мы вообще сможем покинуть город) будет зависеть от того, сумеем ли мы восстановить эти руины, поставить их на обычные шасси и заставить аэроплан взлететь к удовольствию хозяев.

А еще я чувствовал, что престиж альянса Австрии и Германии в этой части света зависит от наших технических навыков. По городу уже разнеслась молва о квалификации Кайнделя как механика, что до меня, то как только местные жители узнали, что я пилот, то чуть ли не кланялись на улицах, как кудеснику и пророку вроде Илии. Меня называли «колдун из Насарани Бир-Хазаки». По базарам Эт-Таифа ходили слухи, что я не только способен подняться в воздух, но так же могу вызвать из пустыни песчаные бури и поражать врагов геморроем.