Под стенами замков - [4]
Слуги, накрывавшие столы, ругались и бранились, и беспрерывно сыпались удары на тех из них, которые по своему положению и возрасту могли считаться низшими. Одетые в кольчуги, вооруженные, они скорей напоминали воинов, собравшихся в поход, чем слуг, готовящих стол для пиршества. Половина их были пьяны.
Маленький паж с щеками, пылающими от огня, ежеминутно вскидывал испуганный взор на эту разнузданную ватагу. Он трепетал при мысли о возможности быть оскорбленным или даже побитым. Защититься у него не было возможности, снести оскорбления он для себя, будущего рыцари, считал неблагородным, жаловаться епископу не имело смысла. На такие жалобы отец церкви отвечал обычно:
— Силе надо противопоставить силу; не в моих правилах защищать тех, кто не умеет постоять за себя.
У очага огромная собака с блестящей серой шерстью — любимица епископа — грелась, изредка поднимая морду и отвечая на царящий беспорядок коротким недовольным рычаньем.
На дворе вокруг замка пылали огни костров; слуги приезжих гостей расположились вокруг них, протягивая руки к огню, на котором в большом прикрепленном на железным прутьях котле варился ужин. В стойлах было тесно от лошадей, вокруг которых хлопотали конюхи епископа.
Беспрерывно со сторожевой башни слышалась перекличка, а у рва, ведущего к замку звуки трубы, которой давали знать о своем прибытии вновь приехавшие рыцари. Скрипя на железных цепях, опускался подъемный мост, и группа вооруженных всадников въезжала во двор.
Графы Ретель, Русси и знаменитым своими разбойничьими подвигами сеньор Гуго, раньше других прибывшие в замок Розуа, ожидали начала пира в отдаленной башне, где заперлись для тайной беседы с хозяином. Полукруглая мрачная комната, в которой они находились, освещалась только факелом, воткнутым в щель, образовавшуюся на полу.
Четыре деревянных скамейки составляли всю обстановку. Ветер врывался через незаделанные отверстия, служившие окнами и беспрепятственно разгуливал под низкими сводами.
Рыцари не обращали ни малейшего внимания на холод. Они так же, как и хозяин, прекрасно понимали, что нужны совсем особые предосторожности для того, чтобы сохранить в тайне беседу. Здесь они могли быть спокойны. Деревянная лестница, ведущая в башню, выдала бы своим скрипом всякого, кто вздумал бы пробираться по ней.
Из всех четырех собеседников Рожэ де Розуа был самым воспитанным и образованным. Епископский сан, который он носил и который не мешал ему предаваться разбойничьим набегам и разгульному образу жизни, придавал ему, однако, некоторый внешний лоск и вкрадчивость манерам. Привыкший слишком часто надевать на себя маску благочестия, он даже в откровенном разговоре с друзьями не мог откинуть привычки к постоянным крестным знамениям, к подниманию глаз к небу и призыванию в свидетели искренности слов своих бога и всех небесных сил.
Ретель и Русси, богатые феодалы, имевшие достаточно жизненного опыта для того, чтобы не выказывать излишней доверчивости, с опаской вслушивались в льстивые слова хозяина. Гуго, исколесивший всю Францию во время своих воинственных набегов, единственный из них блистал если не честностью, то во всяком случае прямодушием. Его звероподобное лицо, обросшее короткой черной взлохмаченной бородой, выражало нетерпение: одной из своих великанских ног, обутых в металлические поножи, он раздражительно постукивал по каменному полу. Мысль о том, что по окончании разговора его ждет обильный ужин и вино, увеличивала его нетерпение.
— Итак, — сказал Рожэ, — я могу рассчитывать на вашу помощь, рыцари. Кажется, слова мои достаточно убедительно показали вам всю зловредность и богопротивность так называемой коммуны. На мой взгляд, этих двух свойств вполне достаточно для того, чтобы извлечь оружие против нее. Не имея основания ожидать от вас, светских людей, такого же бескорыстия, я обращаюсь к другим струнам благородных ваших душ. Коммуна оскорбляет ваше достоинство: рабы, получившие в руки хартию, теряют уважение к вам, как к прирожденным господам своим, они перестают страшиться, они делаются нерадивы, они внушают окрестному населению зловредную мысль, что земледелец имеет право на землю и может передавать ее по наследству сыну; они отрицают священный обычай, по которому лишь сеньор является собственником земли, а сервы не что иное, как жалкие существа, которым он оказывает неизреченное благодеяние, разрешая им кормиться от плодов ее. Коммуна, если она распространиться по всей Франции, грозит вам разорением. А как, спрошу я вас, будете вы поддерживать блеск своего рыцарского двора и силу оружия, если будете бедны? Король будет презирать вас, нищих рыцарей, не могущих выставить в его защиту и горсти прилично вооруженных людей. О, я первым готов повиноваться по первому знаку малейшей воле его величества, но…
Епископ прервал свою речь. Гуго воспользовался этой паузой и докончил со смехом ею фразу:
— При том только условии, что эта воля не противоречит моей…
Епископ поморщился.
— Вы не так поняли меня, — сказал он.
Ретель глядел в угол комнаты, неторопливо поглаживая рукой остроконечную русую бородку. Он искал слов.
