Под созвездием Кассиопея - [18]

— А где оно, созвездие Кассиопея? — донесся до нее голос девушки.

— Вон там! — легонько тронул он девушку за плечи. Недалеко от Большой Медведицы. Английская буква «W». Это созвездие в наших северных широтах видно в любое время года. А еще в народе его называют созвездием косарей. Посмотрите, оно очень похоже на одновременный взмах двух блестящих кос. Иногда от этого созвездия исходит мощное излучение и тогда…

Он помолчал, видно, раздумывая, продолжать ли эту тему разговора.

— И что тогда? — нетерпеливо переспросила девушка.

— Тогда на Земле происходят странные вещи! — уклончиво ответил он.

— А что символизирует образ, вышитый на парусе?

— Он напоминает мне женщину из сказки Грина "Бегущая по волнам"! А знаете, у нее меняется выражение лица. Сейчас оно другое. — Хозяин только пожал плечами. А девушка с интересом продолжала разглядывать шелковый лик. — С берега она казалась мне улыбающейся. А теперь посмотрите, как напряженно сведены ее брови!

Гордый, немигающий взгляд Кассиопеи был устремлен вдаль. В нем явно сквозила тревога. И причину понять было нетрудно. Хозяин забыл про нее. Каждую свободную минуту норовил быть рядом с девушкой. Кассиопея молилась всем ветрам на свете, чтобы эти странные люди скорее сошли на берег. И вот, наконец, на горизонте показалась горящая разноцветными огнями бухта. Вся пристань прямо-таки кишела парусными судами разной масти. Хозяин яхты с трудом нашел место, чтобы причалить к берегу. Бородатые люди на борту стали собирать рюкзаки.

Девушка уходила последней. Хозяин долго не отпускал ее руку. Яхта качнула бортами. Девушка ойкнула и пошатнулась. Хозяин крепко обнял ее за плечи. Румпель у «Кассиопеи» жалобно скрипнул. Но вот, наконец, огни, шум, сутолока остались позади. Яхта тихо скользила навстречу туману, дакроновые паруса ее трепетали от радости. А хозяин грустно сидел на корме. Похоже, ему было абсолютно все равно, куда она держит курс. А «Кассиопея», как хорошая лошадь, которая всегда знает дорогу к дому, легко бежала по волнам к родному берегу, где сиротливо светился тусклыми огнями их старенький дебаркадер. При входе в бухту по инерции замедлила ход и притихла, словно ждала, что он скажет на прощанье. А он, весь в своих мыслях, даже не прошептал такое привычное ей: " Пока, милая. Спокойной тебе ночи!" А просто вскинул рюкзак за плечи, щелкнул замком каюты, легко спрыгнул на берег, взобрался на пригорок и быстро скрылся за кирпичной стеной гаражей.

На озеро опустилась белая ночь. Откуда-то из-за леса поднялась раскрасневшаяся луна. Она долго подозрительно разглядывала белесую, будто вьюжную, поземку стелющегося по озеру тумана. Потом успокоилась, побледнела, стала прислушиваться к трелям соловья. Восторженно задрожала на воде лунная дорожка. Все живое погрузилось в сон. И только «Кассиопее» было не до сна. Вода нашептывала ей строки, какие однажды сочинил хозяин, глядя на закат:

 Ива шаль заката в воду уронила,

 Розовые блики волны унесли.

 Ночь, в любви купаясь, их собрать забыла,

 И наутро всюду лилии цвели.

И наступило утро, что всегда вечера мудренее. Он пришел бодрым и веселым. Прошептал свое привычное: "Здравствуй, милая!" Ласково погладил румпель, нежно провел рукой по гику. «Кассиопея» счастливо застучала фалами, дабы как еще ей было выразить свои чувства?!

И опять они были только вдвоем. И опять у островов над ними качалось небо. Хозяин, как прежде, нашептывая яхте нежные слова. "Умница!", "Красавица!", "Лебедушка!". По вечерам он что-то записывал в судовом журнале, при этом губы его по-детски шевелились.

3 июля.

12.15. Прошел траверз Успенской церкви. Ветер западный.

12.16. Обошел «Спарту». «Ермак» возвращается под мотором и берет «Эгле» на буксир. Идет осторожно. На малом газу щупает дно. Ветер стихает. Солнце жарит вовсю.

13.10. Снова ставлю спинакер.

13.11. Прошел остров Раше. Ход — два узла. Левым бортом прохожу Сосновец. Ветер такой слабый, что спинакер то и дело опадает.

15.00. Раздуло с северо-запада. И раздуло хорошо, баллов до пяти. Двинулся дальше. Ход неплохой — восемь узлов. Я устроился на релинге и долго любовался тем, как «Кассиопея» рассекает волны.

15.15. Причалил к Большому Сокольему с западной стороны. Сходил на остров, пообедал.

16.55. Под одним гротом перешел в Скалистый пролив.

18.00. Попробовал рыбачить. Мелочь клюет бойко, но кончились черви. И уж больно насели комары. Перешел к луде и встал возле тростника. Целых полчаса любовался закатом. Солнце садится за тучу, медно-красное. Потом на удочку поймал окуней на уху. На луде и заночевал.

На следующий день утром все вокруг затянуло дождем. Ветер стих. «Кассиопея» распустила паруса бабочкой, легко запорхала над водяными барашками, умываясь моросящей с неба влагой. После обеда дождить перестало. Распогодилось. Хозяин бросил якорь, взял в руки кошелку и, крикнув ей: "Будь умницей!", скрылся в березняке. «Кассиопея» терпеливо ждала. Наблюдала за чайками, которые сидели на носовом релинге и шустро крутили белыми головами, выискивая в воде разыгравшихся рыбешек. Потом задремала, нежась в лучах полуденного солнца. Проснулась, почувствовав в парусах ветер. На горизонте показалась грозовая туча. В камбузе тревожно задребезжала посуда. Со стола сполз на пол судовой журнал. Из него выпала большая фотография. Ванты яхты разом натянулись до предела. Это была фотография той девушки! Добродушная улыбка ее была столь очаровательной, что «Кассиопею» охватило ревностной дрожью. Насмешливо свистнул задира ветер. Она дернулась всем корпусом и рванулась в открытое озеро. Но хозяин уже бежал к берегу. Из лукошка сыпались белые грибы. Ему было не до них! Легко вскочил в тузик и быстро догнал яхту. Зарифил грот. Сменил паруса. Мало-помалу в его уверенных руках «Кассиопея», наконец, пришла в себя. Тогда он спустился в каюту, поднял с пола судовой журнал и фотографию. Долго ласкал снимок взглядом, потом снял со стены рамку с фотографией регаты и поместил туда портрет девушки. У «Кассиопеи» разом обвисли паруса. И огромное небо свернулось в рваный лоскуток.