Под соусом - [12]

Он спешно сует что-то в карман:

— Здорово, Лейла. Ну, как оно?

— Не особо, — хмыкаю я, ставлю свою миску и набираю из ящиков овощи. Причем не глядя на Дэнни: пусть берет поскорее что ему там надо и катится. Глаза бы мои на него не глядели. Но он застыл истуканом и таращится на глыбы масла.

— Знаешь, Лейла, что я ищу?

— Без понятия.

— Самый твердый кусок масла, — объясняет он, привычно вытирая нос.

— Н-да? Что ж, удачи. Хотя я бы сказала, здесь все масло совершенно одинаковой консистенции.

Свекла и морковь на своем обычном месте, а вот сладкого перца что-то не видно. Я сердито шарю под коробками с лимонами и лаймом, поднимаю и передвигаю ящики, изображая крайнюю занятость, но чертов О’Шонесси не умолкает:

— Именно это я и пытался установить. — Судя по звуку, он приближается.

В камере холодина, пара тусклых лампочек дает ровно столько света, чтобы видеть свои руки. Сидя на корточках, засунув голову под полку с мясным ассорти, я спиной чувствую, что Дэнни стоит сзади, но делаю вид, что не замечаю.

— У меня тут проблема, не поможешь? — спрашивает он.

Я поворачиваю к нему голову и — силы небесные, пусть это окажется всего лишь ночным кошмаром! — утыкаюсь взглядом в толстый, лиловый, твердый член.

— Так вот где у нас китайские баклажаны! — Я вскакиваю, чувствуя, как «баклажан» вжимается мне ниже живота.

— Как насчет того, чтобы разогреть мой? — сипит мерзавец прямо мне в ухо. Он опирается на металлический стеллаж позади меня, так что моя голова оказывается между его рук. — Сама вчера сказала: если захочешь чего-нибудь попробовать… — Изо рта у него воняет пивным перегаром и какой-то химической дрянью.

— Ха, Дэнни. Польщена, — ухмыляюсь я и, резко подавшись вперед, изо всех сил бью коленом ему по яйцам. Это причиняет мне не меньше боли, чем ему, и мы оба орем.

Дэнни стонет, сложившись пополам. Его скулеж тонет в громогласном окрике с порога:

— Без меня веселитесь? Нечестно, ребята!

Ничего не подозревающий Рэй, что-то насвистывая, направляется к ведру с петрушкой. Дэнни падает на колени, у него внезапно возник острый интерес к лимонам в нижнем ящике. Я же, отыскав наконец перец, добавляю его к куче овощей и удаляюсь прихрамывая, но делая вид, что ничего не произошло.

— Хочу картошки с тем классным коктейлем. Сделаешь? — кричит мне вдогонку Рэй.

На кухне меня встречает Ноэль со словами:

— Нужно поговорить.

Я еще даже не начинала готовить рабочее место, но разве ему возразишь? Хозяин-то здесь он. Ноэль усаживает меня, кладет на стол перед собой блокнот и приподнимает бровь — эта его привычка давно меня бесит.

— В последнее время я чувствую некоторое напряжение между нами, — начинает он с укором во взгляде.

Напряжение. Некоторое. Звание «Фарисей года» тебе обеспечено.

Меня так и подмывает сделать умное лицо и удивиться: «Неужели?»

Нет, лучше прикусить язык. Ясно как божий день, Ноэль завел этот разговор потому, что мечтает меня уволить, но боится, что я его засужу за дискриминацию по половому признаку. Помощница нашего главного пекаря бросается заполнять исковые формы, стоит только парням свистнуть ей вслед или промурлыкать любимую песенку: «Andale, апdale, уо necesito un poquito de chocha caliente». Перевод: «Скорей, скорей, мне нужна кошечка погорячей». Девчонка, которая раньше работала на моем месте, подала на ресторан в суд и выиграла. Я уверена, Ноэль молит Бога, чтобы я ушла подобру-поздорову. Точнее, по собственному желанию. Ладно, послушаем, что он там надумал.

— Понимаешь, о чем речь?

— Примерно.

Я придерживаюсь выжидательной тактики, а пока длится пауза, составляю мысленный список его недостатков: редеющие на макушке волосы, перебор с гелем, заметное пузцо, которое непременно в будущем дорастет до жирного брюха, одутловатая, самодовольная физиономия.

Черт возьми, сам же позвал, сколько можно ходить вокруг да около?

— Мне кажется, ты… гм… ставишь под сомнение мою власть.

— Я переживаю, что меня лишают шанса на профессиональный рост. Если это значит ставить под сомнение вашу власть, то вы правы.

— Ты не готова для соте.

Вот когда ты убедишься, что, несмотря на внешнюю грубоватость, я могу быть хрупким цветочком. Я не ору: «Да как ты смеешь, фарисей чертов! Сам-то ты готов для соте?! Ты держишь меня в черном теле только потому, что тебе приятно издеваться над моей мечтой!» Нет, я не произношу ничего подобного. Просто сижу, вконец ошарашенная, и молчу. Иногда это срабатывает. Есть такой психологический прием. А может, я за деревьями леса не вижу? Может, меня в самом деле никто не унижает, не тормозит, не ставит мне палки в колеса? Не знаю, что отвечать. Он что, серьезно? Я действительно не готова для соте? Конечно, я пока не лучший повар на свете, но хотя бы одну попытку определенно заслужила. Видит Бог, справилась бы не хуже Дэнни.

— Я чего-то не умею? — интересуюсь наконец как можно дипломатичнее.

Мне нужны конкретные факты, но в ответ я слышу только:

— Кое с чем определенно не справляешься, и это сказывается на работе всей кухни.

Заглядывает Бенни, спрашивает, не хотим ли мы чего-нибудь выпить. Ноэль просит принести воды.

Обвинять меня в падении морального духа всей кухни, когда всем ясно, что проблема кроется в О’Шонесси? Ну уж нет, этого я не потерплю.