Под сенью благодати - [41]

Бруно обхватил голову руками, чтобы не слышать слов Циклопа. Воображение его разыгралось: он видел Габи и объятиях Жана-Луи. В голове мелькали странные мысли: «Чем я буду расплачиваться… У папы наверняка есть любовница… Вот если б Кристиан увидел меня здесь…» Забытая всеми набожная дамочка принялась поглаживать ему колено под столом: он сбросил ее руку — впрочем, без особой резкости. Наконец Марта снова поднялась, — Бруно проводил ее взглядом. Посовещавшись с хозяином бара, она сделала Бруно знак следовать за ней. Он поспешно закурил сигарету и пошел.

На лестнице слышался смех Грюнделя и его приятельницы, шедших за ними следом. Марта толкнула его в одну из комнат и тотчас заперла дверь на ключ. Циклоп ударил по двери кулаком и крикнул: «Желаю успеха». Марта ничего не ответила и лишь пожала плечами. Она привлекла к себе Бруно и принялась его целовать. Он не сопротивлялся. «Жребий брошен, — думал он, — теперь я уже никогда не увижу Сильвию, никогда». От Марты исходил странный аромат, очень сильный, приятный, напоминавший запах каких-то цветов, название которых он забыл; он надеялся, что скоро все будет кончено. Но самое удивительное — он совсем не сердился на Циклопа.

Потушив безобразную люстру с сиреневым абажуром, Марта зажгла лампу у изголовья, села на кровать и посмотрела на Бруно. Он подошел к ней, но она легонько оттолкнула его, не переставая, впрочем, улыбаться.

— Нет, — сказала она, — не надо. Я знаю, что, в сущности, не нужна тебе.

— Неправда, — возразил Бруно. — Я нахожу тебя красивой, мне нравится…

Он потушил сигарету о мрамор столика, стоявшего у изголовья, и хотел было снова поцеловать ее, но она резко отвернулась. Бруно рассердился.

— Послушай, — сказал он недовольным тоном, — ведь ты же сама пригласила меня сюда, а теперь не хочешь даже поцеловать?

— Ну, Бруно, не надо злиться, — сказала Марта, — ты же славный воспитанный юноша, и ты прекрасно знаешь, что я права. Твои друзья, и в том числе Циклоп, который вызывает у меня отвращение, ушли, и можно больше не ломать комедию.

Она встала, и подошла к умывальнику, чтобы выпить стакан воды. Она сняла туфли и без каблуков казалась совсем маленькой.

— К тому же, — продолжала она, — я тоже этого не хочу. Твой омерзительный Циклоп думал заинтересовать меня, сказав, что ты еще ни разу… Негодяй! За кого он меня принимает?

Присев на кровать, она болтала ногами и слегка постукивала ими друг о друга.

— Знаешь, слушая твоего приятеля, я о многом догадалась. Ты можешь не говорить, правильно я поняла или нет. Возможно, я просто это выдумала, но мне кажется, что ты любишь другую, и любишь ее по-настоящему, глубоко, так, как можно любить только в твоем возрасте. Ну и вот, ты не осмеливаешься признаться ей в том, что хочешь обладать ею. А так как это мучает тебя, то ты и хочешь и не хочешь быть со мной… Только со мной это не выйдет!

— Почему? — спросил Бруно, раздосадованный тем, что она видит его насквозь. — Во-первых, все это неправда, сплошная романтика и бред. Но, даже если бы все было так, какое это может иметь для тебя значение? Или ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя?

Видя, что она не обращает внимания на его злость и продолжает улыбаться, он умолк и уткнулся лицом в ладони.

— Не сердись, — сказала она. — Но ведь ты не веришь ни слову из того, что здесь наговорил. И, кстати, не думай, что я нахожу тебя смешным, — как раз наоборот. В твоем возрасте я тоже была такой, и дело тут не в том…

— Если так, — воскликнул Бруно, — то я ухожу. Хватит с меня.

Марта взяла его за руку и заставила сесть.

— Почему? — спросила она. — Ты боишься показаться смешным в глазах товарищей? Смешным ты будешь казаться в том случае, если сбежишь. Поэтому не делай так; если же ты останешься, мы можем им рассказать все что угодно. Кстати, мне хотелось бы знать, почему Циклоп имеет на тебя такое влияние. Ведь на самом деле это лишь грязное животное, поверь мне; впрочем, это меня не касается. Знаешь, что мы сделаем? Отсидим здесь положенное время, побеседуем, а потом спустимся вместе вниз. Ты будешь разыгрывать из себя этакого утомленного фата, а я расскажу, как мы провели время. Можешь положиться на меня: я так распишу твои деяния, что твой Циклоп побледнеет от зависти.

И она сдержала слово, когда около полуночи они спустились в бар, где уже находились их друзья. С притворно непринужденным видом Бруно присел подле Грюнделя. Тот, казалось, лишился всей своей живости, щеки у него ввалились, волосы были растрепаны. Опершись обеими локтями о стойку, он жевал огромный бутерброд с ветчиной; на его смуглом, лоснящемся лице проступили глубокие, почти черные морщины. Чуть подальше, взгромоздившись на высокий табурет, Жорж со скучающим видом что-то доказывал хозяину. Расплачиваться предстояло ему, и он с карандашом в руке проверял счет.

— Наконец-то! — воскликнул, криво усмехнувшись, Грюндель при виде Бруно. — Вот и вы! Мы уж думали, что вы с Мартой заснули. Съешь чего-нибудь, дружище. В давно прошедшие времена у меня была приятельница, которая проведя со мной приятно время, вставала среди ночи, чтоб поджарить себе целых два антрекота. Она разоряла меня, и мне пришлось с ней расстаться.