Под розой - [13]

Меня заставили надеть нарядную одежду. Я стояла перед мамой, которая пыталась расчесать мне спутанные и просоленные морской водой и ветром волосы. Она буквально драла их щеткой, причиняя мне боль. Хотя я не хотела переодеваться, в глубине души мне было приятно, что ей не все равно, как я выгляжу. Настолько приятно, что я готова была выдержать эту пытку щеткой. На маме было платье без рукавов и сандалии, она тщательно накрасилась. Ее страшно раздражали мои непослушные волосы. В этот момент в дверь позвонили.

Мама выругалась, завязала мне волосы в хвост и крикнула, чтобы я шла вместе с ней встречать гостей. Это были Сунделины с детьми и охапкой цветов, и мама с преувеличенной радостью их поприветствовала, а потом сказала:

— Представляете, Ева отказывалась мыться и переодеваться. Эта замарашка не считает нужным выглядеть прилично, когда в доме гости. Но она вообще у нас со странностями, да, Ева?

Я так и вижу ее перед собой. Красивая, потная, опасная, кровожадная. Ей нужен агнец для заклания, и она выбрала меня. Я смутно помню, что господин и госпожа Сунделин ответили что-то вежливое и сняли куртки. Голову словно сжимает стальным обручем. Когда-нибудь я… Когда-нибудь я… Время придет. Мое время придет…

Я открываю глаза и вижу, что Свен приготовил на лужайке все для пикника: сок, кофе, бутерброды. Он знает, как мне нравится есть на свежем воздухе. Мы сидим и едим, пока Свен не спрашивает, откуда у меня взялось желание писать:

— Что-то случилось? Тебя что-то тревожит? Ты беспокоишься за Сюзанну? С ней будет все в порядке. Она всегда была такой: внешне сильной и хрупкой внутри. Как пралине.

Я сказала ему все, как есть: забытое прошлое снова всколыхнулось, я пишу о том, что было, воспоминания сами льются на бумагу, и я ничего не могу с собой поделать: мама напоминает мне о себе. Камень плюхнулся в море, кит ответил струей воды.

— Хватит о ней думать, — отвечает Свен.

Он повторяет то, что говорил уже тысячу раз. Что дети живут не ради того, чтобы сделать своих родителей счастливыми, что некоторые люди не совсем здоровы и что с этим просто нужно смириться и продолжать жить. Что я должна забыть обо всем и наслаждаться жизнью, потому что не так уж много мне осталось.

Я видела нас двоих, сидящих на траве, с разбитыми надеждами и не осуществившимися мечтами. Я видела наш дом, выкрашенный в сине-серый цвет, поношенные брюки Свена, его упрямые брови. Видела его глаза, когда-то голубые, как небо, вдыхала аромат роз и думала: я сделала то, что должна была сделать. Не больше и не меньше. Я убила свою мать, и я выжила.

20 июня

На часах три. Лунный свет струится в окно и наполняет комнату шизофреническим светом, освещая и затемняя одновременно. Раньше я не верила во всю эту чушь о Луне и ее влиянии на нас, людей. Теперь я уже не так категорична. Мне удалось убедить свой разум, но не чувства. Разум говорит мне, что если Луна способна перемещать огромные массы воды, то легко может управлять и нами, людьми, ведь мы большей части состоим из воды. Ребенком я представляла, как она, словно магнит, притягивает к себе младенцев или кошек через весь космос и как они плюхаются на лунный грунт; сперва барахтаются, пытаясь побороть силу притяжения, но вскоре сдаются и остаются там навсегда. Так я объясняла себе таинственные исчезновения. Может, поэтому и настояла, чтобы из моей комнаты в летнем домике на Западном побережье, который позже стал для меня постоянным местом жительства, было видно по ночам Луну. Так я могла следить за ней: а вдруг она выберет меня своей следующей жертвой.

Странно, но мне было совсем не страшно лежать одной в постели и следить за нарастающей Луной. Во время полнолуния в комнате становилось светло как днем. Но я была настороже. Мне казалось, что мы с Луной заключили соглашение: я обязана была восхищаться ее красотой и переменчивостью, а она взамен оставляла меня в покое и не забирала в космос.

Теперь, даже сидя за импровизированным столом, я могу видеть Луну. В который раз я поражаюсь тому, сколько поколений людей она приводила в восхищение. Я думаю о бедных китайцах, которые боготворили ее, пока американцы не построили космический корабль, чтобы слетать туда и прогуляться по ней. Мне было скучно смотреть по телевизору на Нила Армстронга, расхаживающего по ее поверхности, которая при ближайшем рассмотрении оказалась грубой и неровной, хотя дикторы без конца повторяли, какой великий момент в истории человечества нам довелось наблюдать. А ведь этот полет разрушил все иллюзии китайцев, потому что Луна оказалась совсем не такой красивой, какой казалась издалека. Теперь она была осквернена наукой и технологией и утратила свою божественность. Вот так обычно и бывает со всем, что выглядит гладким и красивым снаружи. А подойдешь ближе — и увидишь кратеры.

Снаружи мое детство, наверно, тоже выглядело на зависть благополучным. Все считали моих родителей приятными людьми, и хотя у нас дома частенько царил полный бардак, для знакомых мы были «современной», «открытой» и «душевной» семьей, символом нового общества, в котором женщины работают, а мужчины помогают им по хозяйству. Когда к нам приходили гости, за кухонным столом нередко разгорались жаркие дискуссии по этому поводу. До моей спальни доносился истерический смех. После нескольких бутылок спиртного дискуссии перерастали в споры, но к тому времени меня уже успевали отослать из кухни.