Под ризой епископа - [40]

Епископ Синезий был готов к любым вопросам митрополита и поднялся с кресла уверенно и неторопливо.

— Мы пока с органами ОГПУ живем в мире и согласии, друг друга не обижаем. — Ирония Синезия пришлась по нраву присутствующим, в келье произошло некоторое оживление. — Своей деятельности не прекращаем ни на минуту, при этом, конечно, придаем конспирации первостепенное значение. От нее в конечном счете зависит успех нашего дела. У нас, как нигде…

— Если бы мы, епископ Синезий, попросили вас возглавить запасной центр, — перебил оратора митрополит. — Вы не отказались бы?

Такого оборота Синезий не ожидал. Он на момент был выбит из завидного равновесия. Но выдержка и на сей раз не подвела его, хотя все нутро в нем ликовало.

— Ваше преосвященство, я скромный священнослужитель, воспитывался у дяди иеромонаха. Беззаветная храбрость и геройство святых, мучения апостолов и терпение великомучеников — все это с ранних лет вошло в меня, можно сказать, с молоком матери. Она была страстно верующая женщина и научила меня высоко ценить и беречь жизнь для достижения идеалов. Но если потребуется, то я готов и умереть, не обесчестив веры, по образу и подобию святых, во славу духа истинно православной церкви. — Синезий глубоко вздохнул, а потом продолжил еще откровеннее и решительнее: — Я считаю, что среди духовенства, особенно среди его низших слоев — монахов, дьячков и прочих чернецов, появилось много вольнодумцев. Многие из них недостаточно подготовлены для великой миссии истинно православной церкви. Я считаю долгом своим приблизить их к нашим святым идеалам. Мой долг очистить лоно церкви от имеющих противную нам ориентацию. А посему рад служить иосифлянской ориентации за истинно православную церковь, — последнюю фразу Синезий подчеркнул особо. — Принимаю ее всем сердцем. Я весь на виду, отцы святые, верую в триединого бога-отца и сына и святого духа!

Послышался ровный гул одобрения.

— Не перевелись, оказывается, истинные служители церкви российской, — старческим надтреснутым голосом патетически произнес советник его преосвященства митрополита.

— Еще немного, и мы зададим большевикам такой бой, что им самим осточертеет собственная власть! — возбужденно воскликнул седовласый архиерей.

— Прошу тишины! — властно призвал митрополит Иосиф. Он поднялся из-за стола, обвел всех повелительным взором. Присутствующие притихли, стали слушать, стараясь не пропустить ни единого слова его преосвященства. — Программа наша такова. Мы против Советов и доведем нашу борьбу до победного конца. Дело лишь в том, что надо действовать расчетливо и благоразумно, в каждой епархии, в каждом нашем, отвоеванном у сергиянцев приходе надо создать приемлемую для нас обстановку. Ведь не секрет, что в каждом храме силы распределяются по-разному. Вот, к примеру, у вас, епископ Синезий, каких больше прихожан: из крестьян или пролетариев?

— Землепашцы в основном, — с готовностью ответил Синезий.

— Что ж, это, пожалуй, не плохо, надо их поднимать на борьбу, но главное, препятствовать созданию колхозов, а если потребуется — убирать с пути праведного всех, кто не с нами, кто мешает нам. Сколько у вас приходов? — поинтересовался митрополит.

— Яранская епископия — сорок семь, Вятская — шестнадцать, Уральская — десять, Московская — два… Общим счетом не менее сотни.

— И все очищены от сергиянцев?

— Да, ваше преосвященство. Я сам строго слежу за этим.

— Великолепно! Вот вам и карты в руки, действуйте! Отныне вы глава второго, запасного центра.

С того дня, как вернулся епископ Синезий из Ленинграда, в Успенском соборе были установлены новые порядки, по малейшему подозрению в сочувствии к сергиянской ориентации владыка убирал неугодных ему служителей из своих приходов. Во время церковного служения «перекрещивал» верующих, ввел присягу на верность истинно православной церкви. Собор превратился в штаб контрреволюционных сил.

— Восстанем все сплоченными рядами против врагов религии христианской, против врагов служителей церкви божией! Не будем бояться тюремных заключений, ссылок. Будем бороться с сатанинской властью, не жалея живота своего! — проповедовал он с амвона. — Недалек тот день, когда мы прикончим большевистскую нечисть. И тогда на всей Руси восторжествует власть божия!

Быстров не спешил с арестом Синезия, нужно было установить его связи, узнать, на какие силы он рассчитывает, призывая к столь грозному выступлению. К тому же были основания предполагать, что и кулацкие вылазки не иначе как результат развернувшейся деятельности ИПЦ.

Шла усиленная подготовка к ликвидации ИПЦ. Не знал тогда Синезий, что каждый его шаг был под контролем. Епископ как никогда нуждался сейчас в преданном человеке, которому можно было бы доверить секреты всей организации, может быть, сделать его связным. Ему нужен был человек не болтливый, умеющий держать язык на привязи в любых условиях, что бы ни случилось.

Несмотря на то, что Синезий хорошо знал Ложкина, доверять ему стал не сразу. Епископ сначала держал дьякона на почтительном расстоянии от тайных, келейных дел, лишь изредка доверяя ему второстепенные поручения. Ложкин непритворно исполнял роль преданного епископу слуги. Он еще больше стал ненавидеть Синезия, не верил его приближенным, даже не верил и в то, что сумеет сдержаться до конца, не умертвит его спящего. Епископ умел хранить секреты, с нужными ему людьми он встречался один на один. Все письма и документы, раскрывающие деятельность организации, предавал огню. Ложкин терпеливо ждал полного доверия Синезия. Он не был против богослужения. Верил в бога, но был за такую церковь, которая бы не шла против народной власти. Он словно прозрел после появления в «Известиях» откровений митрополита Сергия Нижегородского. А однажды услышал высказывание приезжего архиерея в разговоре с Синезием. Епископ утверждал, что не может одна неверующая страна существовать в окружении других, верующих стран, что скоро бесовская власть падет. На что архиерей заметил, что Советы существуют уже двенадцать лет — ведь это что-то значит! Власть окрепла и ее поддерживает народ.