Под псевдонимом Дора - [84]

О провале Мориса в Париже я узнал лишь спустя десять дней после его ареста — об этом мне сообщила Сиси. В тот момент она была очень взволнована. И не удивительно. Никто ведь не мог поручиться за молчание Мориса на допросах, тем более что в руки гестаповцев попали его жена и сын.

10 мая я послал «молнию», информируя Центр о Морисе. По существу, это было первое полученное нами известие о провалах во Франции, последовавших в результате действий германских розыскных служб.

После анонимных телефонных разговоров Сиси заподозрила, что тут есть какая-то связь с провалом Мориса: ведь речь шла о людях, прибывших из Франции. Это могли быть наши разведчики, ускользнувшие от гестапо и теперь пытающиеся через Сиси связаться с Центром. Правда, тогда непонятно, зачем они спрашивали мужа Сиси, а не ее самое. Если же позвонившие лица — тайные немецкие агенты, значит, у них есть данные о Сиси и они затевают какую-то провокацию.

Мысль эта была правильной. Преимущество Сиси состояло в том, что она знала об аресте Мориса и, естественно, с опаской относилась ко всему, что касалось ее французских связей, тогда как немцы не знали, что она предупреждена. Поэтому-то они и применили для установления контакта с Сиси столь грубый прием.

Когда же приятель Сиси позвонил из Женевы Футу и заговорил о его друзьях из Франции, тот удивился.

— Вероятно, тут какая-то ошибка, — сказал он.

Считая случившееся провокацией, Джим (Фут) доложил мне и Центру о загадочном телефонном разговоре. Сиси также рассказала мне о встревоживших ее анонимных звонках, причем в тот же день, что и Джим, — 30 июня.

С Джимом, когда тот приехал в Женеву, мы зашли побеседовать в кафе. Я его успокоил. Он очень удивился, узнав, что женщина, с чьей квартиры ему звонили, не провокатор, а наш сотрудник, надежный товарищ.

У Сиси положение было сложнее. По ее словам, в тот самый день, когда ей первый раз позвонили по телефону, во дворе ее дома появились аристократического вида француз с дамой. Эта пара подробно расспрашивала дворника, молочника и уборщицу о жизни Сиси, интересовалась цюрихским адресом ее мужа. Дворник, молочник и уборщица не смогли ответить на эти вопросы. Их очень удивило, что француз несколько раз просил не передавать мадам Сиси содержание беседы.

Дело складывалось скверно. Тут пахло прямой слежкой. Обсуждая с Сиси, что нам предпринять, я предложил ей на время прекратить всякую деятельность. Не встречаться ни со мной, ни со своими помощниками. Ее связи я возьму на себя. Однако Сиси категорически отказалась: ее отход от дел прервет связь по линии Тейлор — Люци. Ведь Люци ставил условие, что будет поддерживать контакт с нашей группой только через Сиси.

Ни у Директора, ни у меня не было ни малейшего сомнения, что все акции последних месяцев — и загадочные телефонные звонки, и сомнительный курьер из Франции, и необъяснимое исчезновение Анны Мюллер — инспирированы нацистской контрразведкой, пытающейся проникнуть в нашу группу.

Постепенно догадки стали подтверждаться фактами.

Гитлеровцам действительно удалось схватить одну нить, ведущую в Швейцарию, и они, конечно, не замедлили ею воспользоваться. Подневольный поводырем гестапо оказался Морис.

Сначала, как о том свидетельствует В. Ф. Флике, арестованный держался на допросах стойко, отказываясь давать показания. Но палачи все-таки сумели сломить его сопротивление. В значительной степени следствию помогли наши радиограммы, расшифрованные немецкой службой радиоперехвата.

«…Арест Мориса, — пишет Флике, — вызвал две радиограммы, из которых мы узнали, что Морис знал Сиси. Мы взяли его в клещи (т. е. пытали. — Ш. Р.), и он дал нам некоторые показания о ней». В качестве подтверждения автор книги приводит текст этих радиосообщений.

Центр расценивал происшедшее как шаг германской контрразведки против нашей группы и неоднократно пытался убедить Сиси отойти от работы. Она не соглашалась. Договориться о временной консервации моих связей с Сиси не удалось.

В целях маскировки Джиму было предложено временно покинуть Лозанну, но он ответил, что пока не видит в этом необходимости. Тогда Директор решительно потребовал выполнить приказ, и Джим стал готовиться к отъезду. Но сначала ему надо было продлить вид на жительство, срок которого истекал. Этим он и занялся в спешном порядке. Наши встречи на какое-то время прекратились. Рации Мауд, Эдуарда и Розы приняли на себя дополнительную нагрузку.

Летом 1943 года мы уже не могли заниматься только оперативной работой. Все отчетливее понимали, что враг обнаружил нас и ведет охоту. Поэтому приходилось делить свои силы и время между сбором донесений и хлопотами, связанными с маскировкой и охраной наших людей. Судя по всему, образовавшееся вокруг нашей организации кольцо наблюдения и слежки начало постепенно сжиматься. Но мы не могли прекратить сбор информации в преддверии назревающих решительных сражений в России.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ОКВ ГОТОВИТСЯ К ЛЕТНИМ БОЯМ

Оборонительная стратегия не сулила вермахту никакого выигрыша. Напротив, гитлеровские генералы считали, что она может привести к крушению главных военных планов и в конечном счете к поражению Германии. Поэтому Гитлер и его стратеги летом 1943 года намеревались провести на Восточном фронте крупные наступательные операции, надеясь тем самым решить многие острые военно-политические проблемы. На совещании в рейхсканцелярии в мае 1943 года начальник штаба верховного главнокомандования генерал-фельдмаршал Кейтель заявил: «Мы должны наступать из политических соображений».