Под покровом дня - [22]

Сумасшедшего Чарли, мушку с плоским туловищем из эпоксидной смолы, он придумал в июне. Она скользила по илистым отмелям, таща за собой пурпурный хвост из лавсановых нитей, которые болтались как бахрома на юбке стриптизерши. Серебряные шарики, вынутые из брелока, вместо глаз. Клочок белого беличьего меха для тельца. Как марсианский таракан. Блеск и пышность, подходящий наряд для ночного клуба двадцать первого века.

В ящиках его стола было полно кусочков меха, кожи, хвостов, усов, когтей. Его друг Джером Биллингс подрядился выполнять работу для окружных властей — очищать шоссе от трупов животных. Каждый день Торн пополнял свой запас за счет раздавленных кошек, собак, белок, енотов и крыс. Если шкурки были еще свежими, Джером завозил их Торну. Торн расплачивался с ним мушками, хотя знал, что Джером в жизни не ходил на рыбалку. Джером либо продавал их, либо — Торн не знал, что и подумать — собирал их, вывешивал у себя в спальне? Если целый день приходится обдирать шкурки с погибших под колесами животных, то можно и умом тронуться.

Он крепко обмотал Сумасшедшего Чарли пурпурными лавсановыми нитями, завязал двойной узел и оставил одну нитку, чтобы закрепить последний клочок беличьего меха. Блеск и пышность, но рыба могла заглотить эту приманку и размотать сто метров лески за четыре секунды. Вращаясь с бешеной скоростью, эта рыба не станет дергаться или прыгать, просто будет пытаться порвать леску одним длинным крученым броском. Вот спиннинг изгибается. Сердце замирает. Это ощущение было хорошо знакомо Торну, он испытывал его много-много раз. Но теперь он больше этим не занимался, лишь сидел здесь и вязал мушки.

Он чуть-чуть ослабил тиски и повернул Сумасшедшего Чарли. Тиски обошлись ему в пару сотен. Инструмент был изготовлен на заказ (он сам придумал модель вместе со слесарем из Тавернье) и объединял в себе тиски с заостренными кончиками и покрытыми резиной губами и тиски побольше, с механизмом точной настройки, так что они удерживали крючок, не портя отделки. Прекрасный миниатюрный инструмент.

Тиски были одной из самых дорогих вещей, которые ему принадлежали. У него был дом. Набор инструментов. Немного наличных, чтобы заплатить за свет, и чуть побольше каждый раз, когда он, сообразуясь со своим желанием, делал больше мушек. Читательский билет. Земля принадлежала ему. Налоги оплачивались из попечительского фонда, оставленного доктором Биллом. Немного денег было отложено на бензин для его насквозь проржавевшего «Кадиллака-флитвуд» 65-го года, его «крейсера островов».

Это была последняя машина доктора Билла, и в ней еще хватало жизни ровно на то, чтобы раз в месяц съездить на Исламораду за мексиканской едой. Примерно с такой частотой Торну хотелось отвлечься от люцианов, групперов, форели, омаров, своих платежей и подарков, от гидов, которые знали, кто он такой, где его можно найти, и что он делал лучше всех остальных на островах.

Каждый из двух десятков его постоянных клиентов сам умел вязать мушки, иногда они привозили собственные изделия, чтобы похвалиться ими перед Торном. Но Торн делал нечто большее: из синели, куска гофрированной трубы и кусочка телячьего хвоста или беличьей или кошачьей шкурки он мог сотворить какое-то яркое маленькое чудище. Рыба клевала на его мушки. И ни одна из его мушек не была похожа на то, что встречается в природе.

Забросьте его в плотный вязкий ил морской отмели, в желтовато-серое царство альбул, этот кусочек эпоксидный смолы с глазами-бусинками и оперением из телячьего хвоста, протащите это фантазийное создание по дну в поле зрения рыбы, и она проглотит эту приманку и потащит звенящую как струна леску в сторону Бимини.

Альбулы едят как параноидальные шизофреники. Частенько еда их пугает. Предложите им королевскую креветку, водя ею перед самым их носом, р-р-раз — и они исчезнут в четвертом измерении. Но опустите поблизости от них одного из этих блестящих маленьких гремлинов, и они будут рады проглотить целую тонну таких чудовищ. Никогда не угадаешь, что придется им по вкусу. Это не удается даже самым опытным рыбакам.

Для Торна это было как магия вуду. У него не было никакой картинки в голове, он просто садился за свой старый секретер, когда-то принадлежавший железной дороге, начинал вынимать из ящиков кусочки кожи и меха: барсук, опоссум, енот, лошадь, корова, собака. Доставал свой прозрачный лак для ногтей, свою катушку, свои ножницы, свои щипчики, рассматривал, вязал, делал петли, фантазировал. Трехглазый Луи появился, когда он находился в таком вот состоянии транса. У него не было никакого замысла. Но он появился, три серебряных глаза в один ряд, и на протяжении всего июня 1979 года на него ловились альбулы по всему побережью от Маратона до Кард Саунда. А потом — раз, и клев прекратился. Гиды толпились на причале, качали головами, улыбались, вспоминая о богатом улове, хмурились при мысли о том, что теперь нужно искать что-то другое.

Это и доставляло Торну огромное удовольствие. Мельчайшие, ничем не мотивированные нюансы. Изменения глаз, головы, туловища, хвоста. И всегда крючок без шипа. Существовали сотни тысяч мушек для ловли альбул. Да нет, черт возьми, намного больше. Но никто так и не придумал той единственной, которая всегда бы действовала безотказно. И никто никогда и не придумает. Лучшие специалисты по альбулам в мире могли за неделю так и не поймать ни одной рыбы. Они могли пройти по отмелям с шестом сотни километров, сотни раз встречать на своем пути рыбу, аккуратно забрасывать спиннинг с превосходной приманкой перед самым ее носом, делать то, что сотни раз срабатывало, но именно в этот раз рыба предпочитала скорее умереть с голоду.