Под одной крышей - [8]

Мари поднялась, чувствуя неимоверную тяжесть во всем теле. Страх и мучительная тоска вновь овладевали ею. Ужасно, до чего быстро пролетают приятные минуты в жизни человека. Смутившись, она стала прощаться:

— Спокойной ночи, спасибо вам… Йолан…

— Не за что, заходите запросто. — Йолан взяла лампу и направилась в комнату; у дверей она бросила Фекете: — Живее, молодой человек, выносите матрац, не дожидайтесь, пока я его опять швырну вам.

Мари шла через темный двор, над ней виднелся крошечный кусочек звездного мартовского неба. Значит, господин Фекете спит на кухне. А грязные сплетни о двух рядом стоящих кроватях — досужий вымысел соседей. Какие же у них злые языки! Ведь господин Фекете совсем еще юноша. Чудесный вечер провела она с ними, как у них весело, уютно, светло… Ой, а про коптилку-то совсем забыла! Чтобы такая самостоятельная женщина сошлась с этим юнцом, имея красивого серьезного мужа, нет, этого не может быть. И все же она не решилась вернуться. Раз уже попрощалась, неудобно теперь беспокоить, они ложатся спать, она и без того надоела им со своими невзгодами.

В полнейшей темноте добралась Мари до своей кровати. Интересно, который теперь час? Забыла спросить, но вроде бы круглые часы над столом показывали десять. Стало быть, впереди еще целая длинная ночь. Нет, она больше не может быть замурованной в этой темнице!

Тут она словно провалилась в бездну, как ребенок, переполненный впечатлениями минувшего дня. Ее разбудил какой-то неясный шум. Она села на постели, широко открыла глаза: над кирпичной кладкой в окне пробивалась узенькая светлая полоска — значит, уже день. И тут она услышала голос, глубокий, резкий, настойчивый женский голос и глухой стук, какой бывает от удара тяжелым предметом по кирпичу.

Мари соскочила с кровати и громко крикнула:

— Луйза! Луйза!

2

Можно было подумать, что Мари не видела сестру целую вечность, так она уставилась на Луйзу. Сестра жива и невредима, вот пришла к ней. Но разве Луйза могла поступить иначе? Какая же она была глупая! Вместо того чтобы после двенадцатого февраля спокойно заниматься своими делами и не сомневаться, что сестра лишь ждет подходящего момента и обязательно приедет к ней в Буду, она совсем расклеилась здесь, предавшись в одиночестве тоске и отчаянию. Теперь ей уже ничего не страшно.

Они сидели на кровати, Луйза проклинала замурованное окно и того, кто придумал его замуровать.

— Черт бы их побрал, до чего напугали человека! — Она уже начала думать, что в квартире нет ни души и бог весть что случилось с Мари, ведь стоит чихнуть посильней, и весь этот дом рассыплется в прах! — Вот натерпелась я страху, — сказала она.

Но кто хорошо знаком с Луйзой, тот знает, что подобными словами она просто пытается скрыть сильное волнение. Она позволяла младшей сестре пожимать свою руку, то и дело обнимать, поглаживать плечи, хотя в любое другое время Луйза давно бы одернула сестру.

— Перестань скулить, слышишь!

Но Мари ничего не слышала, продолжая восторженно обнимать сестру, плакать и смеяться от счастья, то и дело прикрывая рукой рот, пока та наконец не рассердилась.

— Что ты все время подносишь руку ко рту? Пора бросить эту дурную привычку!

Да, у нее была такая привычка, Винце тоже не раз говорил ей об этом. Она появилась у нее давно, еще в Пецеле, сестра Кати была скорая на руку: стоило ей, Мари, чуть пикнуть, как та шлепала ее по губам. Но не до Кати сейчас! Мари торопливо рассказывала о случившемся с трюмо, с гардеробом, как рухнула стена, о ежедневных бомбежках, о стрельбе со стороны Крепости.

— А вы-то там как, много пришлось пережить, как ты перебралась через Дунай, не случилось ли чего с Лаци? — забросала она вопросами сестру.

— У нас все в порядке. Половину дома, правда, разворотило бомбой, но у нас только стекла вылетели. Вот видишь, иногда конура на первом этаже имеет кой-какие преимущества. Всю последнюю неделю я каждый день ходила к Дунаю, но там столько народу, что никак не удавалось попасть на лодку. Там хозяйничают желторотые юнцы. Рассказывают, будто они пробрались к римским баням, захватили все, что уцелело на пристани, и теперь за большие деньги перевозят людей через Дунай и даже золото требуют. Я забралась на большую рыбачью барку, в Буде вышла на берег, на меня не обратили внимания, а какого-то мужчину отвезли обратно за то, что он не заплатил за перевоз. Слышала бы ты, как он убивался, даже заплакал, бедняга. А вы что, бидонами носите воду?

— Да. Из школы на площади Кристины, с самого января.

— А у нас водопровод работает.

Эта новость очень обрадовала Мари. В ее глазах Пешт сразу предстал чуть ли не раем на земле, и ей нестерпимо захотелось попасть туда.

— Здесь говорят, что там булки продают, правда?

— За пять пенгё сколько хочешь, — ответила Луйза. — Но пять пенгё не такие уж большие деньги, и ты, Мари, не думай, что из-за них и теперь придется надрываться. Цены растут, заработка почти никакого нет, а недостатка в деньгах не чувствуется. Как это получается — не поймешь. Но ты ни на один день не останешься здесь! — вдруг категорично заявила Луйза. — Сейчас же давай собираться, чтобы к вечеру быть уже дома. Захватим с собой самое необходимое, за остальным приедем с тележкой, когда восстановят мост. Лаци поможет.