Под необъятными небесами - [56]

Суша, это песчаная полоска, поросшая деревьями и кустарником.

Оттуда до нас доносится сильный запах земли, сырости и грибов.

— Не знаю, что бы я отдал за бифштекс.

— Будем надеяться, что в деревне зарежут поросёнка.

Через два часа якорь зарывается в песчаное дно в северо западной части атолла, сразу за полоской земли. Место прекрасное. Суша защищает от муссонных волн, грохот которых слышен снаружи, а пальмы задерживают ветер. «Веккиетто» мягко покачивается на волнах носом на север. Вдали угадываются хижины деревеньки.

Лагуна простирается на восток и на юг, насколько видит глаз.

Голубая вода и большие пятна кораллов.

— Смотри, парусная лодка.

В открытом море, за полуостровом, появился парус. Он движется тем же путём, что мы только что прошли. Спускается на юг, делает поворот через фордевинд и обходит мыс. Странный парус, квадратный, желтоватого цвета с горизонтальными латами. Парус убирают, как только лодка входит в лагуну.

— Это не яхта, это пирога открытого моря.

Видны тёмные лица множества мужчин, которые, взявшись за вёсла, направились к селению, и большая куча в центре пироги, должно быть их груз. Они держат головы низко и, кажется, полностью поглощены греблей, но, нет-нет, поглядывают исподлобья в нашу сторону.

— Эй! Хелло! — кричит Лиззи. И в тот же момент они все вскакивают на ноги, жестикулируют и показывают на нас.

Пирога длиннее чем «Веккиетто». Её корпус выдолблен из цельного ствола дерева, которое должно было быть огромным. Балансир длинной около десяти метров, толщиной с человека. В качестве руля используется огромное весло, которое опускают в воду со стороны одного из бортов. Оно привязано кокосовыми волокнами и управляют им два человека.

Но самое главное, это парус, изготовленный из сплетённых листьев пандануса и эластичных деревянных планок. С этим парусом, сплетённым из листьев они пришли из открытого моря на одной из последних океанских пирог, существующих на земле. Последней из тех, что когда-то ходили по Тихому океану во всех направлениях, проходя огромные расстояния, используя для навигации лишь солнце, звёзды и загадочный инстинкт, позволявший ориентироваться в море и не затеряться среди островов и течений в этом бесконечном пространстве волн и неба. Хотелось бы мне знать, как это у них получается.

— Мы могли бы попробовать выйти с ними в море. — предлагает Лиззи.

Я понимаю, что перед нами нечто, что в скором времени перестанет существовать и останется разве что в музеях Однако, в данный момент главная проблема, понять друг друга.

Пробуем английский, пиджин, полинезийский, но, никаких результатов. Эти люди говорят на певучем языке, напоминающем говор Фиджи.

Мы смотрим друг на друга. Мы на лодке, они в пироге. Их восемь человек: четыре мужчины, две женщины и два юноши, одетые в потёртую ткань неопределённого цвета. На одном дырявая майка, которая когда-то, видимо, была зелёной. У каждого на шее, минимум, по три ожерелья. Старые ожерелья, сделанные из облупленных, поблекших раковин, говорят о их страсти к украшательству, которая, как и любопытство, встречается на всех широтах.

Пирога нагружена кокосовыми орехами.

Прибегаем к языку жестов: Мы (широкий жест, показывающий на нас и «Веккиетто») пришли (показываем рукой на горизонт и потом сюда, вниз) с островов Соломон.

Они поняли. Старший, тот что в зелёной майке, отвечает теми же жестами: — Мы пришли с Ватору.

Где находится Ватору? На карте нет ничего с таким названием. Они показывают на север. Может быть это Гава, единственный остров расположенный на севере в двадцати милях. На этом церемония знакомства закончилась. Повисла пауза. Тут они взяли инициативу: два пальца поднесённые ко рту, универсальный жест, означающий — курить. Достаём запасы венесуэльских сигарет, лица расплываются в улыбках. Старший церемонно раздаёт сигареты. Из ниши в носу пироги появляется жаровня с углями, все, включая детей, зажигают сигареты и курят. Женщина достаёт деревянную трубку и крошит в неё две сигареты, вместе с бумагой и фильтрами и курит глубокими затяжками. Потом, длинным, около метра, мачете, парой точных ударов открывает два кокосовых ореха.

И вот, они курят наши сигареты, мы пьём их кокосы. Обмен имеет большее значение, чем просто ценность предметов. Это древний язык. Что-то вроде заключения пакта о ненападении. Перед тем как удалиться, они говорят между собой и в последний момент женщина достаёт из под кучи кокосов что-то большое, похожее на панцирь черепахи. Они бросают её нам на палубу и уходят.

— Эй! Да это же живая черепаха! — Она небольшая, с блестящим панцирем с коричневыми полосами.

— И что мы будем с ней делать?

— Можем попробовать съесть её.

— Знаешь, что сказали бы наши друзья, если бы узнали, что мы съели черепаху?

В Средиземном море, где черепах когда то было множество, они теперь на грани исчезновения. Частично из-за загрязнения воды, но в большей степени из за загрязнения берегов и пляжей человеком.

Черепахи, проводящие всю жизнь в море, выходят на берег лишь для того, чтобы отложить яйца. Они выползают ночью, в полнолуние, поднимаются по пляжу на несколько метров и выкапывают глубокую яму, в которую откладывают около пяти десятков яиц. Потом засыпают их полуметровым слоем песка. Через несколько недель пятьдесят черепашек, длинной не больше сантиметра, вылезают из песка и бегут к воде. И в чём же проблема? Проблема в том, что всё северное побережье Средиземного моря, все пляжи задыхаются от массового туризма. Там, где раньше были безлюдные берега, теперь дома, огни, рестораны, столики, моторные лодки и множество людей.