Под нами - земля и море - [34]

- Что вы делаете?! - не своим голосом закричал я и страшно выругался. Не могу терпеть! Дайте наркоз! Дмитрий Алексеевич тоже кричал:

- Пульс! Пульс! Сердце!..

Больше я не слышал его слов.

От боли я "зашелся".

Проснулся... Мне было хорошо. Никакой боли. Светит яркое солнце. Поют птицы. Журчит струями фонтан. И страшно хочется пить.

- Дмитрий Алексеевич! Он открыл глаза... - произнесла стоявшая возле женщина в белом.

Вода перестала журчать. До меня донеслись гулкие шаги, и я увидел Дмитрия Алексеевича.

- Проснулись? Очень хорошо. Как себя чувствуете? Боль есть?

- Нет... Стало лучше, - ответил я.

- Ну вот и хорошо. Так и должно быть.

- Дмитрий Алексеевич, я отлетался? Почку-то, наверное, оттяпали?

- Зачем? Она еще понадобится... Почка была травмирована. Имела разрыв, пришлось подштопать.

Тринадцать суток моя жизнь висела на волоске. На четырнадцатые наступил кризис, и я уснул. Спал, не просыпаясь, более двадцати часов.

Когда проснулся, у кровати стоял Дмитрий Алексеевич, Он сказал:

- Молодец! Выдержал! Теперь дело на поправку пойдет!..

И я поправлялся...

Из отдельной палаты переселился в общую, - чтобы не скучать. Стал читать книги, а когда перебрал все, что было в госпитальной библиотеке, решил сам взяться за перо.

Написал очерк из боевой жизни наших летчиков. Послал его в газету "Красный флот". Вскоре получил ответ: "Очерк понравился. Будет напечатан, пишите еще. Желаем сил, здоровья и скорейшего выздоровления".

Часто навещали друзья. Каждый их визит приносил новости. Были и печальные, но больше радостные.

Наша авиация, как и на других фронтах, безраздельно господствовала в небе Заполярья.

Скоро нашел свой конец фашистский ас, летчик-истребитель обер-фельдфебель Мюллер.

Мюллер со своим ведомым, как всегда, носился хищником над самолетами, сблизившимися в воздушной схватке, но добычи не было, а принять участие в общей "карусели" и помочь своим не решался. Так и летал он, наблюдая, как советские истребители били его коллег.

В это время возвращался с задания командир полка комсомолец Герой Советского Союза Петр Сгибнев. Он и его ведомый, услышав радиоразговор наших летчиков, поняли, что бой идет на высоте около шести тысяч метров, над аэродромом.

Сгибнев решил помочь товарищам. Набрав высоту семь тысяч метров, он увидел полосатого "мессера".

"Мюллер!" - решил Сгибнев и пошел в атаку... Фашист не принял ее, пытался уйти. Однако это не спасло его. Сгибнев догнал врага и разрядил свою пушку. Подбитый самолет фашиста перешел в крутую спираль.

Пока Сгибнев гонялся за ведомым фашиста, судьба Мюллера была окончательно решена. Молодой летчик Бокий добил его. Мюллеру пришлось приземлить свой полосатый "мессер" в пяти километрах южнее нашего аэродрома.

После боя Петр Сгибнев слетал к месту посадки. А Мюллера и след простыл. Он на лыжах ушел в тундру, оставив целым новенький свой истребитель. В кармашке парашютного ранца Петр Сгибнев нашел карточку с надписью "обер-фельдфебель Мюллер", а в кабине амулет, который не спас фашистского аса от советских истребителей. Погоня за Мюллером длилась несколько дней.

Вблизи государственной границы фашист был схвачен.

Узнал я и еще одну интересную новость. Мой товарищ Захар Сорокин вернулся из тыла и добился разрешения вступить в строй.

Кто бы мог подумать, что летчик с двумя протезами на ногах будет летать на боевом истребителе, останется в строю до конца войны, проведет много воздушных боев, собьет двенадцать вражеских самолетов и получит высокое звание Героя Советского Союза.

Во второй половине апреля меня навестил Павел Орлов - к тому времени прославленный летчик-североморец. Он имел на своем счету двенадцать сбитых самолетов врага, командовал эскадрильей. А на его груди красовались два боевых ордена Красного Знамени. За исключительное мужество, проявленное в боях, он был представлен к высшей награде - званию Героя Советского Союза.

Вскоре я узнал, что меня ждет нелегкая судьба: поправлюсь, но больше летать не придется. А это страшнее всего ранее пережитого.

Павел успокаивал меня:

- Ты напрасно так тяжело переживаешь. Ведь этой участи не минует никто из нас. Один уходит с летной работы раньше, другой позднее. Всю жизнь не просидишь в самолете. Рано или поздно, а штабной работы не миновать. Поправишься, поступай в академию. Скажу по секрету о своей мечте. Выполню последний боевой полет и попрошусь на учебу.

- Чтобы перейти на штабную работу? - поймал я Павла на слове.

- Зачем же сразу на штабную? Еще немного полетаю, - чуть смутившись, честно ответил Павел.

- А меня успокаиваешь.

- Нет, не успокаиваю. Просто говорю о логике вещей. Я очень хорошо понимаю твое состояние, но ведь безвыходных положений не бывает, и жизнь твоя не зашла в тупик. Если поискать выход - найдешь. Твой характер я знаю. Потому и говорю уверенно...

Вот так дружеским напутственным словом Павел поддержал меня в трудную, очень трудную минуту.

Разговаривая с Павлом, я заметил в его глазах затаенную грусть.

- А ты, Паша, что-то тоже невесел?

- Ты прав... Немного устал и очень соскучился по дому, по родным... Понимаешь, скучаю по малышу... Вот эти дни почему-то особенно тоскую и сам не пойму...