Под нами - земля и море - [17]

Шведова считали погибшим, и все очень остро переживали невозвратимую утрату. Для меня гибель Алеши была особенно тяжела.

Совместная служба в военной школе морских летчиков сделала нас хорошими товарищами. Наша дружба особенно окрепла в последние два года - перед войной, тогда мы были в одной эскадрилье. Летали много, соревнуясь, кто больше сделает полетов с курсантами и лучше выполнит учебные задания. "Противниками" оставались только за шахматами и на спортивных площадках. А когда выпускали очередной номер эскадрильской газеты или стартовки на злобу дня, действовали душа в душу. Алеша, художник-самоучка редкостного дарования, хорошо помогал мне, редактору.

С крупными чертами лица, припухлыми губами и чуть-чуть вздернутым носом, Алексей Шведов с первого взгляда вызывал симпатию окружающих. К этому располагали его карие глаза, в которых было много доброты и какой-то затаенной грусти. От природы наделенный силой, Алеша старался ее не показывать, хотя любой рукой мог легко смять железную подкову.

Застенчивый и добродушный, Алеша казался медлительным на земле, зато в воздухе становился неузнаваемым, летал без устали.

Алеша очень любил жизнь, людей, природу. Незадолго до войны он встретил достойную себе девушку Аню. Они поженились, родилась девочка. Но их счастье оказалось недолгим. Война разлучила Алешу и Аню.

На фронте Алексей Шведов меньше чем за полгода прошел должностной путь от рядового пилота-истребителя до командира эскадрильи.

Боевые успехи не кружили ему голову. Не падал он духом и при неудачах. Воевал как-то просто, словно выполнял повседневную, привычную работу.

В часы, свободные от боевых дежурств и полетов, Алешу редко - кто видел в землянке. Он полюбил Заполярье - край бесконечных сопок, гранита, озер, быстротекущих рек с прозрачной водой.

- Красота, красотища-то кругом какая, - говорил Алеша, рисуя этюды и делая наброски.

И вот друга не стало...

Наш воздушный разведчик подтвердил результаты штурмовки. Как показала фотопленка, мы нанесли врагу существенный урон.

Так начиналась первая фронтовая весна, с печалями и победами. Большинство участников штурмовки были отмечены наградами. Мне впервые выпала высокая честь - сфотографироваться при развернутом Знамени нашего гвардейского полка.

После налета на аэродром Луастари наступило затишье. Наш удар оказался ощутимым. Фашисты долго не показывались в небе. Мы дежурили в готовности, летали на разведку, прикрывали караваны кораблей-транспортов, которые приходили в Мурманск издалека.

Очередной конвой союзников входил в Кольский залив. С капитаном Маркевичем мы вылетели на прикрытие кораблей.

Все небо было затянуто серыми облаками. Под крыльями самолетов проплывали хорошо знакомые сопки, озера. И, как всегда, был суров своими темными водами никогда не замерзающий Кольский залив. Широкой лентой он огибал скалы и уходил к северу, где вечно шумело прибоем неспокойное Баренцево море.

Мы летели с Алексеем крыло к крылу. Изредка переглядываясь через стекла кабин. Иногда казалось, что самолет ведущего неподвижно висит в воздухе. Между тем стрелка высотомера показывала две тысячи метров, а самолеты держали скорость 350 километров в час.

Противника в воздухе не было. Радиостанция командного пункта молчала. Вдруг самолет Маркевича стал резко дергаться, из выхлопных патрубков появились клубы сизо-белого дыма.

- Что случилось? - спрашиваю Алексея по радио.

- Падают обороты, - услышал я его спокойный, как всегда, голос.

- Пока не поздно - возвращайся!

- : А кто будет выполнять боевое задание? - грубовато спросил он.

- Напрасно сердишься. Патрулировать буду один. Понадобится помощь вызову.

Алексей продолжал полет. Мотор по-прежнему давал перебои. Зная упрямый характер Маркевича, я решил, что спорить бесполезно. А между тем его самолет заметно стал терять высоту. Алексей энергично ввел истребитель в разворот и вышел на обратный курс.

"Не перетянет широкий Кольский залив", - подумал я и крикнул по радио:

- Садись на озеро!

- Ломать самолет? Не хочу! - отрывисто ответил Алексей и потянул на аэродром. А за ним уже стелился дым.

Над заливом мотор остановился, Алексей, видно, еще надеялся дотянуть до берега, но было уже поздно.

"Самолет ведущего садится на воду в губе Грязная. Немедленно вышлите катер!" - передал я шифром на командный пункт.

Тем временем самолет Марковича стремительно скользнул по зеркальной поверхности залива и скрылся под водой. Я вздрогнул, будто сам ощутил обжигающий холод воды.

Но вот на поверхности залива показался темный шар. Это был Маркович. Он неуклюже бил по воде руками.

- Греби! Греби! Иначе замерзнешь! - кричал я, как будто Алексей мог услышать меня.

Медлить нельзя ни секунды: Маркович к берегу не доплывет, замерзнет. Я передал уже открытым текстом:

"Маркович плавает в заливе Грязная. Немедленно вышлите катер!.. Катер!.."

А катера стояли совсем недалеко.

Чуть не задевая мачт, мой истребитель вихрем пронесся над их стоянкой. Уходя ввысь, я дал длинную пулеметную очередь, потом бросил самолет в пике, пронесся низко над Маркевичем и снова помчался к стоянке катеров.