Под моим крылом - [19]

А что я умею делать с розовым шампанским! Сейчас покажу Вадиму.

Я не помню, когда и как я уснула. Но точно, уснула очень довольная.

Вадима рядом не было. Из кухни доносились непривычные звуки и запахи – варилось кофе, что-то жарилось, играла музыка, Вадим подпевал.

Ааа! Не люблю это! Кто-то ходит по моей кухне, готовит, переставляет мою посуду. Понимаю, что Вадим готовит нам завтрак и мне должна быть приятна его забота, но это не так. Я расцениваю это как захват моей личной территории, покушение на мою свободу и независимость.

К тому же, при свете дня все вещи выглядят не так, как ночью. Сплошной быт и никакой романтики. Ночью мне с Вадимом очень хорошо, и я часто задаю себе вопрос, а не он ли тот самый, единственный? Днем таких вопросов не возникает, и я точно понимаю, что нет, не он. Тем более, он чужой муж.

И что он делает на моей кухне? Почему не ушел? А если не захочет уходить, что я с ним буду делать? Мы же поубиваем друг друга еще до обеда. Он привык, чтобы его обхаживали, или что там делают жены для мужей, а я этого делать точно не умею и не буду.

Я ночная свободная птица. И любить умею только по ночам. Сейчас он меня немного раздражает. Поскорее ушел бы, что ли.

Вот я какая. Любить меня можно только на моих условиях. Короче, ты поняла – все сложно.

Нашла халатик, прошмыгнула тихо в ванную, потом умытая и красивая появилась на кухне.

– Фима! Я думал ты еще спишь. Разбудил тебя?

Да, кто-то слишком громко и фальшиво поет.

– А что это ты готовишь? – Спрашиваю я пытаюсь угадать кулинарный шедевр в своей любимой сковороде.

Те немногие мужчины, которым посчастливилось проснуться утор со мной в одной постели – обычно я их выгоняю раньше и сплю сама – иногда готовят для меня завтрак. Это так мило. Должно было бы выглядеть. Но я не люблю, когда у меня на кухне другие люди готовят, ты же помнишь.

– Итальянский омлет, фриттата называется.

Я не знаю, как этот омлет готовят итальянцы, а этот шедевр похож на то, что он просто покрошил на сковороду все, что нашел в холодильнике – ветчину, шампиньоны, сыр, перец, оливки и залил все это яйцами.

На вкус, кстати, оказалось очень даже ничего. А после кофе и эклеров я совсем подобрела и снова затащила его в кровать. Пусть отрабатывает завтрак.

И уходит.

У меня больничный по состоянию, – вернее не стоянию – ножки, еще несколько дней я просидела дома, пока не смогла нормально передвигаться на обеих конечностях, не заваливаясь на бок. С голоду и скуки я не померла, ко мне по очереди приходили все, кто узнавал о моей травме. Я даже запаслась продуктами на несколько недель вперед.

Я только очень хотела, чтобы эта информация не дошла до моих сестер. А то устроили бы панику, сразу все примчались, стали лечить и усиленно заботиться. Пытаться уложить в больничку или забрать к себе домой, лечить под присмотром. Или, чего доброго, окопаться у меня дома и помогать. Такой опыт у меня уже есть. Как-то раз неосторожно рассказала, что свалилась с бронхитом – я болею очень редко, но если уж заболела, то любые сопли у меня резко превращаются в бронхит или пневмонию, с высоченной температурой и аллергией на антибиотики. Лечить меня очень хлопотно и сложно. Так еле от них избавилась потом. Я уже две недели на работу ходила, а они все еще обо мне качественно заботились и носили супчик и апельсины по очереди. Они всегда так поступают и со всеми. А раз я самая младшая, а значит – бестолковая, так еще и мама просила обо мне позаботиться, – то я так вообще не выживу. Они у меня хорошие, правда. Это я вредная.

Кто-то другой на моем месте был бы на седьмом небе от счастья, если бы у него были такие родственники.

Я окопалась в своей квартире, спала, ела, смотрела фильмы и читала. И в который раз поблагодарила Симу за такой подарок – собственное жилье.

Остальные ее внуки немного обижались, конечно. Но в глаза мне ничего не говорили, а Симе тем более. А я в этой квартире выросла и всегда считала ее своим домом. Тем более, у всех квартирный вопрос решен, никто не остался на улице.

Мне кажется, что бабушка любила меня больше всех своих внучек и внука. Может потому, что сама меня вырастила. Она не стеснялась меня хвалить за успехи и подбадривать в любых делах. Но и первая выписывала люлей, если я лентяйничала или была не права.

В воспитании она руководствовалась такой народной мудростью: люби, как душу, тряси, как грушу!

– Фима! – Ворчала она на меня, когда я приносила со школы плохие оценки. Она вернула меня на воспитание родителям, но крепко держала руку на пульсе всего, что со мной происходило. Иногда я еще со школы не успевала прийти, а она уже знала о всех моих подвигах. – Если бы ты была дурой, я бы даже не волновалась за такие оценки и не слова тебе не сказала. Но ты же у меня умная, как можно было не решить такую простую задачу?

Сначала я пробовала бить на жалость, типа, как сложно учиться, они все старше меня, я самая маленькая в классе, мне тяжело. И вообще, как сложно жить. Эти причитания она обрывала на ходу, наказывая немедленно прекращать ныть и браться за учебу.

– Ты умная, ты справишься. И слышать больше ничего не хочу.