Под маской араба - [9]

В противоположность, как мне казалось, более рослым и коренастым бедуинам Тейаха, в компании с которыми я пересек пустыню Тих, люди, восседавшие здесь на верблюдах, статные и сухопарые, были по большей части среднего роста, отличались какой-то чрезмерной нежностью телосложения, лица их были узки и сухощавы, темные, почти миндалевидые глаза сверкали под густыми бровями. Лоб у них был довольно высок, орлиный нос — резко обрисован, губы — узки и тонки. Ноги отличались изящностью, несмотря на то, что сплошь были покрыты мозолями и трещинами. Зубы почти у всех без исключения сверкали ослепительной белизной; по обеим сторонам лица, вдоль щек, до самых плеч спускалось по тщательно заплетенной косичке волос. В обществе этих людей моя фигура должна была выдаваться резким контрастом.

Едва я успел завязать узлом кончики своей коффиджи, чтобы предохранить щеки от солнечных лучей, как меня нагнал парень, ехавший сзади и, в порыве мальчишества, целясь в меня копьем, закричал:

— Эй ты, братишка, покажи, что у тебя за копна волос на голове!

Вместо ответа я обнажил саблю, и только что задира нацелился скинуть с меня коффиджи концом копья, ударил клинком по древку копья; удар был так удачен, что острие отскочило и покатилось вперед в песок. Если бы мальчишке удалось сорвать с меня коффиджи и обнажить во всем его блеске гладко выбритый череп, меня все присутствовавшие не замедлили бы поднять на смех. Теперь мишенью насмешек стал не я, а он.

Местность имела волнистый характер и подъемы все время чередовались со спусками. На одном повороте тропы мне удалось обозреть весь наш караван во всю его длину. Я насчитал не менее 340 вьючных верблюдов, которые шли под охраной 24 человек, вооруженных ружьями и копьями.

При восходе солнца мой термометр показывал 9 градусов Ц., а около полудня ртутный столбик показывал 44 градуса в тени.

Клонило ко сну от этой ужасной жары; еще более усыпляюще действовали беспрестанные понукания погонщиков и однообразная мелодия пастушеской песни, которую затянули бедуины. Дрема одолевала не только меня: молодой бедуин, ехавший на расстоянии двух верблюдов впереди меня, тоже безуспешно боролся с одолевавшим его сном.

Время от времени он покачивался в седле и вот-вот готов был выпасть из него. Его спасали мои предостерегающие возгласы. Тогда он поместил свою саблю впереди переднего колышка у седла, а сам уперся на нее локтями. Но и так он не проехал долго, и в результате разлегся перпендикулярно к вьюкам, которые были привязаны по бокам у его верблюда, и заснул в такой позе. Долгое время он спал безмятежно. Но вот по левую руку от меня проскользнула бедуинка. Передвигаясь пешком, она все же старалась забежать вперед. Нужно полагать, она ехала с последней группой погонщиков, так как до сих пор я ее не замечал. Она подкралась к верблюду, на котором покачивался спящий, и, ловко подпрыгнув, сдернула с него головной убор, подхватила саблю, лежавшую впереди, и растрепала парню обе его косички. Проделав все это, она побежала со своей добычей обратно, сопровождаемая раскатистым смехом путников.

Рассвирепевшему арабу с трудом удалось нагнать беглянку и отнять у нее свое достояние.

До заката оставался какой-нибудь час, когда копейщики, следовавшие в хвосте каравана, заехали вперед и вызвали на состязание переднюю группу всадников. Один ряд выстроился против другого. Держась в стороне, я не мог не восхищаться той неподражаемой ловкостью, с какой они владели своими пиками, длиной чуть не по шести метров, метко отражая удары противников.

Своим исконным оружием эти дети пустыни действовали совсем не так, как это принято у наших кавалеристов. Зажатый кулак занимает положение как раз обратное тому, какое принято у нас, рука высоко поднята в воздухе. Древку пики, легкому как перышко, мало-помалу придается вращательное движение, причем мускулы верхней части руки играют здесь главную роль. При помощи таких еле уловимых движений бедуины старались скинуть друг у друга коффиджи. Каким-то прямо непостижимым образом, несмотря на всю резкость движений с той и с другой стороны, никто из состязавшихся не получил сколько-нибудь серьезных ранений, хотя наконечник у этих копий, похожий на кинжал, очень остер. Турнир продолжался около получаса, после чего бедуины живо нагнали караван, и люди снова заняли свои обычные места.

Вскоре после захода солнца караван достиг расположенного среди пустыни колодца эль-Джофр. Наездники заставили верблюдов стать на колени, а копьеносцы воткнули свое оружие в землю, повернув его вниз острыми железными наконечниками. Быстро набрали верблюжьего помета, разложили костер, сварили рис и принялись за трапезу.

Быстро поглощалось всеми это незатейливое блюдо, обильно поливаемое верблюжьим маслом. Насытившись, сотрапезник торжественно рыгал, утирал рот и бороду длинным кончиком рубашки или одной из косичек и вновь взбирался на своего верблюда. Тепловатая илистая вода кишела самыми разнообразными представителями животного царства, но мои спутники пили ее с видимым наслаждением. Что касается меня, то я предпочел ту коричневую настойку, которая еще сохранилась в мехах. Здесь мы отдохнули, проспав целых пять часов.